До мурашек - Ана Сакру

Вскакиваю со стула, пытаюсь её обнять.

- Мам, ну что ты…

- Отстань, - уворачивается, - Не трогай меня!! Я же знаю, что ты на его стороне! Всегда была! Папа - хороший, мама- плохая, да?!

- Мам, это не так, - устало тру лоб.

Если честно, хочется просто подальше сбежать куда-то от их разборок. Я уже взрослая, но потряхивать начинает совсем как в детстве, это уже рефлекс, наверно. Просто заткнуть уши и не слышать. Просто сбежать.

- Да хоть нагулянный, хоть прогулянный! Мой, что уж теперь! Да, грех, но сына я не брошу! И нечего опять Гульку приплетать! Что ты от неё хочешь?

- Да ничего не хочу! Ничего от вас не хочу! Умру и плакать не будете! Только и ждешь, наверно, чтобы к Надьке своей убежать! Что я? Не знаю, что ли?! – всхлипывает мать, прикрывая рот рукой.

- Нин, ну ты…- отец багровеет и сжимает кулаки, вижу, как его потряхивает от гнева, - дура ты, Нинка.

Глухо и как-то обреченно. Со крипом отодвигает стул и резко встает из-за стола.

- Всё, я ушел, - бросает в дверях , не оборачиваясь.

- Да иди куда хочешь! – с надрывом кричит мать ему вслед, в сердцах махнув полотенцем.

Молча пялюсь в тарелку. В ушах звенит. Вспоминаю снова, почему так мечтала уехать из дома сразу после девятого класса много лет назад. Даже несмотря на то, что уже была влюблена в Лёвку.

25. Гулико

- Вот, знаешь, дочка...- вновь с расстановкой начинает мать тем тоном, от которого у меня по холке пробегает неприятный холодок.

- Что? - пока полощу тряпку в ведре, поднимаю на неё предупреждающий взгляд, который она точно проигнорирует.

Верхние кухонные шкафы уже блестят, мне остались нижние. Мы отдраиваем дом три часа, и всё это время я выслушиваю, какой отец плохой. В каких-то моментах я искренне с ней соглашаюсь, где-то нехотя поддакиваю, но в основном я уже элементарно устала это слушать!

Сколько можно? Я не могу...

Мою дежурную фразу "мам, может лучше развестись тогда?" мать в лучшем случае пропускает мимо ушей, смотря на меня стеклянными глазами. В худшем - припоминает мне мой собственный горе-брак, и куда я в итоге пришла. Это очень скользкая тема для нас обеих, поэтому я предпочитаю её не развивать, чтобы не переругаться окончательно.

Я не хочу ругаться. Я её люблю. Правда, люблю.

И переживаю за неё и отца, но находиться рядом в последние годы становится невыносимо. Настолько, что меня терзают сомнения, а было ли когда-то вообще хорошо? Нет, ребенком я была счастлива и очень привязана к ней, но сейчас, будучи уже взрослой, вспоминаю, как мне запрещали громко говорить, баловаться, вести себя неподобающе.

С одной стороны, я благодарна матери за воспитание - теперь я чувствую себя достаточно комфортно в любом, даже достаточно высоком обществе, зная, что из меня не вырвется вульгарная девчонка из крохотной горной деревни не при каких обстоятельствах. С другой...Жаль чего-то упущенного, мимолетного, необъяснимого, что могло быть со мной только в детстве, но не случилось, потому что я слишком зажатая была. Но опять же...Если бы не мама, смогла бы я так легко выдержать балетную дисциплину? Думаю, нет. У нас многие ребята по-настоящему страдали, а мне всё давалось легко.

И это - спасибо маме.

Вот только бы отца при мне ругать перестала…

- Вот даже Лев твой и тот с Надькой не общается. И это она от его папашки не родила, только в палатке пристала раз. Сколько лет прошло, а до сих пор мимо неё смотрит, высокомерный такой, куда деваться, - ворчит мать в своей привычной манере, надраивая плиту и не замечая, как я вся вспыхиваю от жаркого наплыва адреналина при одном упоминании Лёвкиного имени.

"Мой Лев"...Она это с таким пренебрежением произносит, привыкнув так его называть, а меня ведёт всю. Не мой, мам, давно...

- С чего ты взяла, что не общается? - бормочу хрипло, с излишним усердием оттирая развод на кухонной дверце.

- Да вечером вчера в супермаркете встретила и его, и лохудру эту. Мне кивнул, но тоже, знаешь, как одолжение сделал, такой прям...! - раздраженно цокает языком, - А мимо Надьки и вовсе, не взглянув, прошел, хотя точно узнал. Я на него за это даже обижаться не стала. Вот, видишь! Какой бы ни был, а за мать горой, ясно тебе?

От её «какой бы ни был» меня всю передергивает, и спина каменеет. На языке крутится едкий ответ, но я лишь до ломоты сдвигаю брови на переносице и приступаю к следующему разводу.

Мама просто обижена на отца сегодня, просто обижена... Она же далеко не всегда такая. И умом я понимаю, почему её так разрывает. Хочется ей выговориться - пусть говорит...

- А ты! - не унимается мама, заводя саму себя, - Ходишь ей, в глаза заглядываешь, будто лучшая подружка она тебе! Шлюшка папашки твоего! Хороша подруга, да!

- Мам, хватит, - не выдержав уже цежу сквозь сцепленные зубы.

- Что хватит-то? Я не правду что ли говорю?!

- У нее с отцом давно ничего нет. И она мать Гоши. Что мне делать прикажешь?!

- Ой, ты веришь в этот бред, что нет? Такая ты у меня наивная, - воинственно подбоченивается мать, говоря нараспев с издевкой.

- Верю! И тебе бы стоило, - намеренно отвечаю тихо, чтобы сбавила обороты, и отворачиваюсь.

Колотит слегка. Вывела меня все-таки из себя. Желание демонстративно кинуть тряпку в ведро и уйти с кухни становится непереносимым.

- Да ты у нас всем мужикам веришь! Жизнь же не учит, - не унимается мать, - Что отцу своему - предателю, что немцу этому, который тебя чуть не засудил, что Льву, что нужна ему была не только поахаться по кустам, пока больше никто не дает!

- Хватит!