Неподходящая - Юлия Резник

еще в моей, и я знаю, что будет дальше. Лейла смотрит в окно, ее щёки полыхают, подбородок чуть подрагивает. Она нервничает. Осознание того, что я не один в этом безумии, успокаивает. Но мои ладони все еще влажные от волнения, и на руле я сжимаю их с силой.

Плечи сковывает напряжение. Сердце, сбиваясь, тарахтит где-то в горле. Мысли скачут. Мелькают обрывками. Что я делаю? К чему это все приведёт? Какого черта я себе позволяю? А потом я опять к ней поворачиваюсь – и всё. Страх, сомнения смывает к чертям. Мозг выключается. Остаётся только болезненно острое желание.

Лейла вздрагивает, будто почувствовав, что назад дороги не будет. Наши взгляды встречаются. Я ничего не говорю. Просто кладу ладонь ей на колено. И слышу, как её дыхание пугливо сбивается.

– Не бойся, – говорю, сам не понимая, кого пытаюсь успокоить – её или себя.

У подъезда Лейла слегка мешкает, словно сомневаясь в правильности происходящего. Не давая ей передумать, я вынимаю ключ из ее пальцев и сам открываю для нас ведущую в подъезд дверь. Вталкиваю ее внутрь и целую, прижав к стене. Нет, малыш, не проси меня отступить. Все зашло так далеко, что тормоза отказали.

Её квартира пахнет чем-то тёплым. Домашним. Кофе. Ванилью. И немного – ею. Мы почти не разговариваем. Она сбрасывает пиджак. Я тоже. Пялимся друг на друга несколько бесконечных секунд. А потом я делаю шаг. Она – полшага. И мы встречаемся посередине.

Я накрываю её губы своими. В этом поцелуе нет терпения. Нет нежности. Только жадность. Только пульсирующее, безумное «наконец-то». Я срываю с неё топ, Лейла совсем не сопротивляется. Даже наоборот — помогает, дрожащими пальцами расстёгивает мою рубашку. Пожалуй, никогда еще я не был так доволен своей формой, как теперь, когда ловлю ее восхищенный и даже чуточку недоверчивый взгляд. Хмыкаю, поигрывая мускулами, как придурок.

Мы падаем на разложенный диван. Конура у нее – не развернуться. От прихожей до спального места всего несколько, блин, шагов. Мне категорически не нравится то, в каких она вынуждена жить условиях. Но мое недовольство очень быстро выветривается из головы, растворяется в волнах накатывающего желания.

Пространство перестает существовать. Есть только мы. Кожа к коже. Так правильно… Она горячая, отзывчивая и ужасно красивая. Я шепчу ей, какая она невероятная. Как сильно я ее хочу. Как долго. Наверное, с последним я перебарщиваю – мы знакомы всего ничего, но… Сейчас кажется, что мое ожидание действительно длилось вечность.

Лейла отвечает мне. Движениями. Взглядами. Сдавленными стонами. Я дурею, разглядывая ее в свете ночника. У нее шикарная грудь с темными, призывно торчащими сосками. Это, вероятно, последствия кормления… Я залипаю, потому что в этой мысли есть что-то вышибающее на хрен дух. Глажу вершинки подушечками больших пальцев, сдвинув белье под грудь. Пробую губами по очереди, не в силах насытиться. Лейла подо мной дрожит. Мы так близко, что я ее мурашки кожей чувствую. Нравится? А так? Прикусываю сильнее. Тянусь к замку на юбке. Она ерзает, но позволяет. Ткань соскальзывает вниз по бедрам. А я замираю – не от сомнений, нет. От того, как она выглядит в одном тонком, почти прозрачном белье, с растрёпанными волосами и глазами, в которых – чёрт побери – огонь. Голодное, дикое ведьмовское пламя. И я понимаю – мне крышка. Я в нем к чертям сгорю.

Дрожащими пальцами Лейла тянет меня за ремень. Я едва не рычу, когда ее руки касаются голой кожи. Сорванный выдох, и я уже перед ней на коленях. Стаскиваю бельё. Прохожусь пальцами по внутренней стороне бедра – собирая вот так ее дрожь. Она с ума сходит, я медлю. Специально ее дразню, чтобы услышать, как она вымаливает продолжения.

– Адам, – сипит она. – Я не могу…. Я сейчас…

– На это и расчёт, – усмехаюсь, проводя языком по изгибу её бедра. И она снова стонет. Глухо, чувственно. Внутренне сжимается. Не от страха – от нетерпения.

Я накрываю ее тело. И вхожу резко, срывая громкий крик с ее губ. Вышибая дыхание и всё её представление о том, что можно и что нельзя. Я хочу, чтобы она запомнила. Чтобы больше без меня не могла. Чтобы каждое утро просыпалась с мыслью обо мне и засыпала тоже.

В ней тесно. Как же в ней тесно! Мы двигаемся, как будто знали друг друга всегда. Я подстраиваюсь под её ритм. Слушаю её тело. Её голос. Стоны, льющиеся мне прямо в ухо. Я теряюсь в ней. Теряюсь так, что впервые в жизни забываю про резинку. В последний момент успеваю выскользнуть и залить ее впалый живот. Вслух ругая себя за беспечность. И за то, что не позаботился о ней. Впрочем, с этим Лейла и сама прекрасно справляется, кончив одновременно со мной.

– Охренеть, – шепчу, перекатываясь вместе с ней на спину. Лейла вяло трепыхается, задыхаясь, жалуется на то, что вся грязная.

– Как будто мне не похуй, – шепчу ей в волосы, пока она ёрзает, пытаясь отодвинуться. Но я не даю – прижимаю к себе еще ближе. Обхватываю бедро, фиксирую её ногу. Пусть. Вот так. Её кожа влажная, разгорячённая, и пахнет она... чертовски вкусно. Женщиной. Сексом. Мной...

Лейла застывает на миг, вжимается лбом в мою ключицу. Мы оба молчим. Это молчание – как послевкусие после выдержанного вина. Плотное. Густое. С нотками безумия.

– Не знала, что ты такой матерщинник, – смеется на мои бормотания. Смеется, да, а внутри всё ещё дрожит.

– Да что ты? – сиплю я.

– У тебя репутация очень хорошего правильного мальчика.

– Разве ты не получила возможность убедиться в обратном?

Я готов на второй заход. Руки сами к ней тянутся. Ладонь ложится на гладкий живот. Жарко, уверенно. Я ощущаю, как под пальцами сокращаются ее мышцы. Реакция почти мгновенная. И я думаю – ещё пару минут, только пару, и я снова окажусь в ней.

– Ага, – шепчет Лейла, смущенно пряча лицо у меня на груди.

– Блин, – выдыхаю, поднимая взгляд к потолку. – Мы совсем долбанулись.

– Жалеешь? – Лейла замирает в моих руках. Хорошо, что она не видит моего лица, потому что на нем наверняка написано замешательство. На самом деле это все действительно чертовски сложно. Но сказать, что я жалею – значит соврать. Поэтому я немного хитрю, сделав вид, что не понял ее вопроса:

– У меня так сорвало башню, что я даже