В разводе. Ты нас недостоин - Элль Ива

маме – на этот раз спокойно, без лишних волнений. Няне я скажу, чтобы никому не открывала. Да и вряд ли сейчас кто-то соберётся в гости – Натан чётко дал понять, что никаких гостей здесь он больше не приемлет.

День проходит спокойно, я бы даже сказала – умиротворённо. Единственный день за все последние недели, в который я не ожидаю никакого подвоха. Мы мирно завтракаем, затем я спокойно работаю за ноутбуком, потом готовлю детям обед. Никто не звонит, никто не ломится в двери. Вот бы так было всегда… Даже Натан не торопится нарушать наше спокойствие.

За что я ему, пожалуй, благодарна: моё сердце, в кои-то веки, не бьётся тревожно в ожидании очередной подставы или конфликта.

На следующий день к нам приходит няня, Арина Геннадьевна. Я с лёгким сердцем оставляю её с малышами и отправляюсь к маме, которую уже успешно перевели из реанимации.

Мама разглядывает что-то в планшете и, оборачиваясь при звуке моих шагов, улыбается:

– Ну вот, наконец-то. Я думала, я тебя уже не увижу.

– Я наняла няню, теперь могу спокойно передвигаться, – говорю ей.

– И это радует. Ну давай, рассказывай, какие у тебя новости.

– Ой, даже не знаю, с чего начать… А тебе, я смотрю, уже получше?

Она кивает:

– Да. Благо, успели вовремя отреагировать, иначе последствия были бы куда хуже. Тебе спасибо, дочка, что бросила всё и рванула на помощь. Если бы не ты… я не знаю, что было бы. Быть может, я стала бы инвалидом, овощем. Так и лежала бы. Или вовсе бы скончалась. Спасибо тебе, дорогая.

Я мягко улыбаюсь:

– Для чего ещё нужны родственники, скажи? Родные люди.

– Да уж, это точно… Я теперь буду помогать тебе. Зря я, наверное, толкнула тебя к Натанy. Ты ведь не хотела этого, правда?

– Да, – киваю. – Да только уже поздно. Я в тюрьме, в самой настоящей: в доме под надзором, высоким забором, и собственные дети теперь – заложники. Мне даже за это платят. Вот, смотри.

Показываю ей на телефоне сообщение из банка.

– Ого, ничего себе… щедро. Всё в стиле Натана. Полумер он не приемлет, да? – родительница переводит взгляд на меня. – И что ты думаешь по этому поводу?

Пожимаю плечами, усаживаюсь на стул напротив её кровати. Да, не приемлет... помня ту квартиру, которую он в свое время снял для Вероники.

А сейчас это почему то «не должно меня волновать». Ну да, ведь инкубатору слова не давали...

– Не знаю, что и думать. Бывшая свекровь хочет от меня избавиться в пользу Вероники. Та тоже предлагала мне денег за побег – потому что своих у меня особо не водится, ты знаешь. Ну а Натан всех их выгнал из дома и создал мне условия, чтобы я ни в чём не нуждалась – как и дети. А ещё он предлагает мне снова выйти за него замуж. И договор мне дал, по которому он обеспечивает меня и детей всем, чем только можно, а я следующие десять лет обязана буду родить ему ещё двоих.

Мама негромко смеётся:

– Ничего себе… разбежался. Куда ему столько?

– Понятия не имею. Он хочет почувствовать себя отцом... якобы у него не было этого опыта раньше.

– И мужем, – раздаётся мужской голос от дверей: – Мне очень нравилось быть ее мужем. Пока ваша дочь не лишила меня этой возможности.

Мы поворачиваемся. Я судорожно выдыхаю, видя в дверях Натана с огромным букетом алых роз. Щурю глаза: выследил, заранее всё узнал, явился… чтобы обеспечить себе союзника в лице моей матери. Пришёл её задабривать.

Мама улыбается, разглядывая цветы, а я сжимаю пальцы в кулаки:

– Что ты здесь делаешь, Натан?

– Приехал к тёще, – улыбается он. – Давно не виделись. Хочу получить её благословение на наш с тобой будущий брак.

23

Мама поджимает губы, отводит взгляд. Она ведь только что сказала мне, что будет на моей стороне, и моя позиция по поводу Натана ей хорошо известна, поэтому не время переобуваться.

– Это к Эве. Я тебе больше не помощник в этом, Натан, – произносит она неуверенно.

Но ее слова ничуть не выбивают его из колеи. Этот мужчина всегда самоуверен и прёт, как танк. Поэтому он только улыбается, кладёт цветы на тумбу:

– Давайте обсудим всё. В любом случае вы её мама и имеете значительный вес в её жизни, – произносит он вкрадчиво, мягким голосом. Таким, что хочется улыбаться в ответ и заглядывать ему в глаза, но я давлю в себе это чувство. Этот человек имеет талант влиять на людей, если очень этого хочет.

Мама пожимает плечами:

– Да я не знаю, что тут обсуждать. Эва давно уже большая девочка, ей самой решать, с кем жить, с кем не жить. Так что моё благословение или неблагословение ничего не решит. Натан, общайся с ней. Мы всё-таки не в средневековье живём.

Я смотрю на него с болью в глазах. Как же он старается ради детей... Даже странно, что вообще есть такие мужчины, которые из кожи вон лезут, чтобы заполучить себе наследников. Видимо, дело и правда в этом – в наследниках, чтобы было кому оставить всё нажитое.

Ну, мне этого не понять. У меня ничего толком нет. Да и у меня свои приоритеты – главное вырастить их успешными, хорошими людьми. На этом всё.

– Зачем ты это делаешь, Натан? – спрашиваю у него тихо. – Как будто ты недостаточно меня уже загнал в угол.

– В угол, разве? – спрашивает он, приподняв левую бровь. – Я всего лишь хочу сделать как лучше для тебя и детей.

– Скорее для себя любимого, – говорю. – А меня ты только заставляешь. Разве что за волосы не тащишь. Ты не договариваешься по-хорошему – ты вынуждаешь, давишь. Можно сказать, насилие совершаешь.

Мужчина мрачнеет, его улыбка становится злой.

– Ты упрекаешь меня в том, что я делаю всё для тебя и для детей? – спрашивает он с лёгкой иронией.

– Ну что ты, разве я могу тебя упрекать? Ведь ты такой… такой хороший. Всё для нас. Никаких денег не жалеешь, никаких средств. Просто-таки идеальный отец…

– Не понимаю твоей иронии, – отзывается холодно.

– Не сомневаюсь, что не понимаешь.

Мама тяжко вздыхает:

– Если собрались ругаться, то давайте