Я тобой переболею - Мария Сергеевна Коваленко

проглатываю свой страх. — Выйдите. Немедленно. Я позову охрану.

— Обязательно позовешь. Только мы вначале немного пообщаемся.

— Я не собираюсь с вами разговаривать. — Быстро оглядываюсь.

До двери мне не добраться, потому бью ладонью по стене. Один раз. Второй. Затем снимаю туфельку и начинаю стучать ею.

Кто-нибудь просто должен услышать. Здесь много людей — и гости, и персонал. Захар обязательно придет ко мне на помощь.

— О, ты захочешь!

Не обращая внимания на мои попытки достучаться, Потапов достает из кармана сложенные вчетверо бумаги и первую протягивает мне.

— Нет! — Я всем видом даю понять, что не буду брать.

— Просто посмотри. Одним глазком.

Потапов кладет бумагу на мраморную столешницу, рядом с раковиной.

— Мне не нужно!

До этого в комнате было прохладно, а сейчас кажется, что включили батарею. Мне трудно дышать, а руки становятся влажными.

— Бедная девочка, — качает головой банкир. — Ты столько лет верила лжи… считала, что знаешь, как погибла твоя мама. А тебя все это время водили за нос.

— Уходите! — выкрикиваю.

— Думаешь, она была виновата? Веришь, что она была за рулем и не справилась с управлением?

Цокает языком.

— Вон… — вздрагиваю. — Убирайтесь вон!

Потапов склоняет голову набок.

— А если всё было совсем иначе?

Он снова пальцем указывает на бумагу.

— Мне неинтересно… — голос садится.

— В ту ночь к месту аварии приезжали две скорые. Первая — через восемь минут после ДТП. Медики забрали мужчину и уехали. И только через сорок минут на место примчалась вторая скорая.

— Это ложь! Там никого не было!

Ноги подкашиваются. Чтобы не упасть, я полностью разуваюсь.

— Никого? — Потапов хмыкает и разворачивает бумагу. — Тогда взгляни вот сюда. Протокол приёма из городской больницы. Фамилия поступившего — Захар Олегович Сабуров. Травмы: ушиб грудной клетки, рваная рана головы, подозрение на сотрясение мозга.

— Это… это какой-то бред. Они даже не знали друг друга.

— Кажется, наш дорогой Захар утаил от тебя один маленький секрет. Твою маму! — смеется Попов. — А я все голову ломал, почему он вдруг решил вступиться. Какого лешего заму мэра понадобилась чужая невеста… А вы, оказывается, давние знакомые.

— Я не знала его… Он ни за что не стал бы скрывать такое!

Вжимаюсь лопатками в холодный кафель и… вдруг вспоминаю!

Наши горы.

Огонь в камине.

Исповедь Захара о любимой женщине. Той, которая так и не стала его.

— Начинаешь прозревать? — Потапов аккуратно кладёт на столешницу еще один лист. — Это второй протокол. Можешь сверить время между скорыми.

На этот раз я ничего не говорю. Смотрю на строчки, отказываясь понимать. Голова ватная. А сердце стучит где-то в горле.

— Ты ведь догадывалась, что с этой аварией было что-то не так. Должна была! — Потапов смотрит на меня почти ласково. — Врачи не будут дожидаться смерти пациента. Их задача — спасти.

— Нет… — Левая щека подёргивается. Будто я всё ещё в свадебной сказке, но кто-то изнутри уже начал её крошить.

— А теперь — главный сюрприз. — Потапов достаёт последний лист. Фото.

Фотография старая, слегка размытая, словно снимали в движении. Лица в профиль. И все же вполне узнаваемые.

Машина на трассе. На переднем сиденье за рулем — Захар. Рядом с ним еще один мужчина, похожий на него, с виду чуть старше. А сзади…

— Мама, — шепчу я, не веря своим глазам.

— Это фото удалили из отчета следователя. Кто-то сильно не хотел, чтобы журналисты и полиция узнали, что в машине было трое.

— Я… — хочу сказать «не верю», однако внутри что-то сопротивляется.

Все мои догадки, странные реакции Захара — они, как пазлы сложной головоломки, становятся на свои места и создают цельную картину.

— Девочка, ты еще очень молодая, — сочувственно вздыхает Потапов. — Веришь таким, как мой сын, и как Сабуров. Но рыцарей не бывает.

Он подходит ко мне и, протянув руку, касается щеки.

— Уйдите, — отворачиваюсь.

— Сабуровы могли спасти твою мать. Если бы ее увезли на первой скорой, ты бы не оказалась в детдоме. Вся твоя жизнь сложилась бы иначе, но… — Он отступает. — Сабуровы трясутся только за свою шкуру и свой имидж.

— Тогда почему вторая скорая приехала так поздно? — с трудом произношу свой вопрос. — Почему они сразу не вызвали две или три машины?

— А ты все еще не поняла? — цокает языком.

— Нет, — мотаю головой.

— Ни Захара, ни его брата нет в полицейских отчетах. Сабуровы скрыли истинных виновников ДТП. Сняли с себя всю ответственность. А чтобы не осталось никаких свидетелей…

Маска сочувствия трескается, обнажая лицо победителя.

— Они оставили её умирать, Полина. Скорую задержали, — заканчивает он. — А твою маму усадили за руль и сделали виновницей происшествия.

Эпилог

Полина

Потапов уходит, а я еще полчаса сижу в дамской комнате.

Не могу заставить себя выйти.

Не знаю, как смотреть теперь на Захара, что говорить и куда бежать.

В груди дыра. В нее, как в вентиляцию, вылетает все, чем я жила эти месяцы: мечты о счастливой семье, планы стать лучшей женой на свете, робкие надежды на ребенка и мои чувства.

Последние вылетают с болью. Они словно острыми железными краями цепляют грудину, разрывают нутро и вытягивают из меня все силы.

— За что?

Поднимаю голову вверх. Смотрю в потолок, будто там должен появиться ответ.

— Я ведь люблю его…

Прижимаю ладонь к дрожащим губам и чувствую слезы.

Ответов, конечно же, нет.

Все как в прошлом — с семи лет до девятнадцати. Глухо, беспроглядно и холодно. Проклятая школа жизни, которая вечно готовила меня, закаляла, учила выживать и никогда не радовала.

«Не хочу», — понимаю я, когда делаю первый шаг из дамской комнаты.

Стыдливо хочется забыть встречу с Потаповым — вернуться туда, где я была для Захара любимой. Туда, где у нас все только начиналось.

Наверное, если бы под руками было средство для стирания памяти, я бы ни на секунду не задумалась. Начисто удалила бы последние полчаса. Вернула бы себя в красивую иллюзию о любви и безоблачном счастье.

К сожалению, такого средства нет.

Вместо него — встревоженные лица гостей и Захар.

— Ты! Мы думали, с тобой что-то случилось! — Он быстро подходит.