Неудачник - Эль Кеннеди

и лечения я бы не хотела провоцировать такого человека, быть тем, что приведет ее в ярость. — Моя улыбка расширяется. — Кто знает, на что они способны, верно?

— Ну, хорошо. — Никки издала нервный смешок, заметив, что получила аудиторию, которую, как она думала, хотела получить, но теперь она менее уверена в своих мотивах. — Ты мне угрожаешь?

Я захлопываю свой шкафчик и улыбаюсь ей. — Нет, милая. Хорошей католической девушке не нужно угрожать. Бог поразит ее врагов за нее.

На этом я ухожу, оставляя ее размышлять о последствиях связывания с моей сестрой. Мне плевать, что обо мне говорят. Но если будут говорить о Кейси, то я разрушу их жизнь и все, что им дорого. Я не тот, с кем можно шутить.

— Это было маньячно. — Невысокая девушка с кольцом в носу проносится рядом со мной, пока я иду к кафетерию.

— Правда? — В такой школе как эта, есть тысяча способов получить пощечину, и я не доверяю дружелюбной улыбке больше, чем могу.

— У Никки будет посттравматический синдром после этого.

— Ей стоит научиться тщательнее выбирать цели.

— Я Элиза, — говорит она. — Ты новенькая.

— Вот и все для того, чтобы держаться в тени.

— Это маленькая школа. Тебя рано или поздно должны были заметить.

Что-то в ее энергии заставляет меня любить ее, несмотря на мои осторожные подозрения. Она обладает спокойной уверенностью и легкой холодностью, которые убирают жжение из моей крови.

— Не хочешь отказаться от обеда и поехать на экскурсию в Никель? — спрашивает она.

Это предложение лучше, чем то, что ждет меня в столовой: сотня шепчущихся девушек, придумывающих еще более возмутительные истории о моей сестре и делающих ставки на мой следующий взрыв. У Кейси второй ланч, так что я даже не могу ее проведать. Если честно, меня это беспокоит. После аварии мы почти ни дня не проводили порознь. Я думала, что устала от рутины няни, но теперь я обнаружила, что меня занимает вопрос, справляется ли она лучше, чем я.

— Моя сестра не сумасшедшая, — сообщаю я Элизе, вскидывая одну бровь. — Просто чтобы ты знала.

— Я и не думала, что она такая, — легкомысленно отвечает Элиза. — Я знаю, что лучше не верить ни единому слову этих сплетниц.

— Хорошо.

Следуя за Элизой, мы оказались за южной границей кампуса. Здесь растительность была предоставлена самой себе, и она придвинулась к старому зданию из серого камня, взбираясь по его изрезанным стенам. Над зданием возвышается шпиль с отверстием, где должен быть колокол. Элиза с убедительным кивком открывает тяжелую деревянную дверь, которая разбухла и деформировалась за годы дождей и влажности, повредивших ее раму.

— Я не знала, что это есть здесь, — замечаю я.

Внутри старой часовни темно и пахнет плесенью. В ней все еще сохранились деревянные скамьи и псалтыри, хотя они обгорели и стали хрупкими. Страницы, разбросанные по земле, сминаются от вибрации наших шагов, которые смешиваются с отпечатками пыли на полу.

— Здесь был пожар. Десятилетия назад, — говорит Элиза.

— И они просто оставили его здесь?

— Да. Рассказывают, что у них была репетиция хора, монахиня и несколько студентов оказались в ловушке внутри. Погибли прямо здесь, — добавляет она, стоя за тем, что осталось от разрушающегося алтаря. — Семьи подали в суд, и борьба длилась годами. Они так и не удосужились его снести. Я прихожу сюда покурить.

Сквозь трещины в стенах проникают виноградные лозы, сорняки прорастают сквозь пол. Как будто земля медленно забирает его обратно. Только тусклый свет пробивается сквозь витражные окна.

— Сюда, — говорит она, подводя меня к подозрительной деревянной лестнице. Кто-то прислонил ее к стене, чтобы забраться на пустую колокольню.

Элиза жестом показывает, чтобы я забралась первой. Снизу она придерживает лестницу, чтобы она была устойчивой.

Я добираюсь до вершины, где солнечный свет почти ослепляет после того, как я поднимаюсь из темной часовни. Сквозь горячий белый свет я нащупываю карниз и хватаюсь за него, чувствуя, как лестница скрипит под ногами.

Я сижу на карнизе, пока мои глаза адаптируются. Сначала к цветам, затем к формам, которые появляются там, где угасают блики солнечного света. Облака приносят мимолетную тень, которая позволяет мне осознать, как высоко это место и как обширен кампус внизу.

Элиза легко находит дорогу, чтобы сесть рядом со мной. Наверху дует легкий ветерок, но он не приносит облегчения от влажного одеяла жары, которое прижимается к нам. Не знаю, из-за погоды или из-за высоты, но у меня сводит живот. Земля внизу кажется вдруг зыбкой.

— Ты в порядке? — спрашивает она с ухмылкой.

— Теперь да. Я думала, что есть тридцатипроцентный шанс, что ты притащишь меня сюда, чтобы столкнуть.

— А сейчас?

— Примерно шесть процентов.

Элиза издала резкий смешок. — Мило.

В конце концов мы переходим к сигарете. Она курит гвоздику, которую я люблю за вкус, но могу терпеть только в небольших дозах, пока не загорится горло. К тому времени, когда обед заканчивается и пора возвращаться, я решаю, что она мне нравится.

— Ты подойдешь, — объявляю я.

Элиза наклоняет голову и смотрит на меня, забавляясь. — Как?

— Как друг. Мы будем друзьями.

Это вызывает у меня волну смеха. Закрыв за нами дверь, она ведет меня прочь от старой часовни, все еще хихикая про себя.

— Для меня это большая честь, — говорит она, но я думаю, что это лишь наполовину сарказм. — Хотя я должна предупредить тебя — я очень плохо на тебя влияю.

— Давай, ты, плохая сучка.

Мы снова начинаем хихикать, и я понимаю, что на самом деле у меня хорошее настроение. В школе. В католической школе. И как только эта мысль появляется, я получаю сообщение с незнакомого номера.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Узнал твое имя. И твой номер. Фенн передает привет. — ЭрДжей

Я не знаю, смеяться или проклинать. Поэтому я делаю и то, и другое.

Элиза с любопытством оглядывается.

— Парень? — спрашивает она.

— Симпатичный преследователь.

— Да? — Она смотрит на мой экран.

— Насколько симпатичный?

— Намного