Илья Авраменко - Нина (отрывок)

«Что теперь со мной будет? — думала Нина, слушая своего спасителя. Буду сидеть в тюрьме? Валить лес? Нет, женщины, наверно, на других работах. Сколько лет мне дадут? А Петенька, как он вырастет без меня? Поймет ли он меня когда-нибудь, простит ли? Мама, мама, молись за меня…»

Она прислонилась к стене и опустила голову на скованные руки.

— Вот так, хорошо, — одобрил Толян. — Сил тебе много потребуется. Отдохни, вздремни. Полчаса, а твои. А я рядом, я постерегу. Не бойся ничего.

13

Первый допрос проходил в том же кабинете, где Нина билась с двумя сержантами. Но на этот раз за столом сидел седой мужчина в штатском, в толстых очках. Нина узнала его. Это он расспрашивал ее о Саше.

— Вы должны честно рассказать нам о своем муже, — говорил следователь. — Все, что знаете.

— Я знаю, что мой муж прекрасный человек. Он ни в чем не виноват.

— Какие планы были у вашего мужа?

— Завести второго ребенка.

— Куда он планировал поехать? Кто приходил к нему? О чем велись беседы?

— Мой муж погиб. Вы убили его.

Следователь оторвал взгляд от бумаги:

— Опять вы за свое… Я вам очень сочувствую, но боюсь, дело так не пойдет. Нина Ивановна, вы же умный человек. Зачем вам губить себя?

Он попытался заглянуть в ее глаза, но Нина отвернулась, глядя в стену.

— Поймите, Нина Ивановна, все очень просто. Ваш муж погиб. А вы живы. И жизнь будет еще долгой. Но сломать ее очень легко. Первый колоссальный шаг к этому вы уже сделали. Теперь так. Если вы нам поможете, мы попробуем спустить дело на тормозах. В состоянии аффекта после гибели мужа… и прочее. Получите условно, амнистия, и все. Будете упорствовать будет на всю катушку. Не потому, что я — сволочь. Таковы правила. Вы нам мы вам. Утром деньги, вечером стулья. И лучше вам согласиться.

— Я памятью не торгую.

Следователь раздраженно отодвинул листок.

— Да разве речь о памяти? Речь идет о вашей дальнейшей жизни. Ведь вы нужны вашему сыну, вашей матери. Вы нужны обществу. Да-да, это не демагогия. Если мы будем истреблять вот таких, как вы, то с кем мы останемся? С проститутками и наркоманками, которые могут откупиться от любого суда? Я спасти вас хочу, а вы…

Он встал и прошелся по кабинету, постукивая авторучкой по ладони.

— Вы убили моего мужа, а меня хотите спасти? Довольно странная логика, — сказала Нина. — Вы привезли меня в тюрьму, меня тут избили, чуть не изнасиловали, да еще и ограбили. Вот как вы меня спасаете. Огромное спасибо.

— Вас ограбили? — он остановился.

Она махнула рукой.

— Да пусть подавятся. Вот только крестик жалко.

— Я разберусь.

Он поднес к лицу заполненный бланк.

— В протоколе задержания записано, что денег и ценностей при вас не обнаружено. Про крестик ни слова. У вас точно был крестик, вы не путаете? На золотой цепочке, наверное?

Нина не сочла нужным отвечать, молча уставившись на стену перед собой. А следователь выдвинул ящик стола, порылся там и наконец достал картонную коробку из-под презервативов. Он высыпал из нее на стол что-то звонкое и блестящее. Нина невольно наклонилась к столу, чтобы разглядеть эту горку.

— Посмотрите, Нина Ивановна, здесь его нет?

Перед ней на исцарапанной столешнице лежала россыпь нательных крестов. Большие и маленькие, белые и желтые, один деревянный, а один — черный, из полированного камня. Нина догадалась, что все они когда-то висели на золотых цепочках, как и ее крест. Цепочки исчезли, а вот крестики забрать милиционеры почему-то не решились. Хотя среди них были и серебряные и даже пара золотых.

И вдруг она узнала свой крестик. Он был совсем простенький, но другого такого в этой коробке не оказалось.

— Вот он, — Нина осторожно отодвинула его пальцем от общей кучи.

— Вы уверены? Это же обычная штамповка, алюминий. Смотрите, ошибка может иметь самые катастрофические последствия, — серьезно предупредил следователь. — Вы знаете, что вместе с чужим крестом человеку передается чужая судьба? У меня был интересный случай. Один подследственный на свободе был обычным человеком, таксистом. Однажды он вез пьяного, тот загадил ему всю машину, но расплатился долларами. Во время уборки таксист подобрал в салоне своей «Волги» потерянный золотой крест. Тогда, в восьмидесятые, это была ценная находка. Но он не продал его, а стал носить сам. Через неделю или две его начали таскать в убойный отдел, допрашивать по поводу того самого пьяного. Оказалось, наш таксист подвез серийного убийцу. Так вы знаете, что случилось потом с этим таксистом? Прошло время, и я снова встретился с ним. Но он был уже не свидетелем, а обвиняемым. И обвинялся по сто пятой статье!1 Представляете?

— Я могу его забрать? — спросила Нина, зажав свой крестик в кулаке.

— Пожалуйста, — следователь снял очки и протер стекла носовым платком. — Вот видите, Нина Ивановна, мы же можем установить взаимопонимание. Давайте продолжим. Итак, с кем встречался ваш муж…

Нина не отвечала, да она уже и не слышала никаких вопросов. Странное оцепенение охватило ее. «Пусть будет что будет, — мысленно повторяла она. Все равно это когда-нибудь кончится. Пусть будет что будет».

Видимо, такое поведение не понравилось следователю. Возможно, он ожидал какой-то благодарности. Но не дождался. И, когда он ушел, Нину отвели в карцер.

Она устало прислонилась к сырой кирпичной стене, но из-за железной двери последовал окрик:

— Не опираться!

Стоило ей присесть на железную скамейку, как окрик раздался с новой силой:

— Встать! Садиться до отбоя запрещено.

Нина послушно встала. Она поняла, что теперь не сможет сделать ни одного свободного движения. Лишение свободы, вот как это называется. Лишение свободы.

14

В карцер Нину отправили не из-за того, что она молчала. Следователь, закончив допрос, переговорил с оперативным дежурным насчет некоторых особенностей оформления задержанных и ушел. Оперативный дежурный вызвал обоих сержантов, и толстого, и прыщавого, и устроил им разнос с выволочкой и особо жестокими обещаниями. После чего ушел. А сержанты, вернувшись к себе, отправили вредную задержанную в карцер. Просто так, для «воспитательной профилактики правосознания», как выразился младший сержант Прокудин, разглядывая в зеркале свое травмированное распухшее ухо.

Так уж устроен этот мир. Сержанты мучают задержанных, капитаны орут на сержантов, полковники обещают вывернуть матку капитанам, а генералы тихо-спокойно, одним росчерком пера превращают полковников в отставников, что и является самой страшной карой. И только генералов никто не гонит в три шеи, никто им матку не выворачивает, никто не обещает сгноить их в круглосуточных нарядах, и уж тем более никто не посадит генерала в карцер.