Сопротивляться бессмысленно - Юлия Резник

меня хочет спрятаться под кровать и исчезнуть. Но я не отступаю. Я не имею права отступать. Я уже всё решила. Да и не маленькая я давно, чего уж…

Если я сейчас остановлюсь — он уйдёт. Если он уйдёт — я останусь одна. Снова. А я не могу… Я не хочу остаться!

Мы не говорим ни слова. Лешка верит, что я его хочу. Что я к нему тянусь. А я просто… Соглашаюсь. Позволяю. Стирая себя. Свои истинные чувства и страхи.

Багиров целует меня в шею, стаскивает одежду. У него горячие, уверенные руки. Он делает всё так, будто знает, что мне нужно — и не знает главного: мне нужно, чтобы он остановился. А я не спешу его просвещать. Я даже не шевелюсь. Только сжимаю зубы, чтобы меня не стошнило от отвращения… не к нему, нет, к самой себе.

Тело моё реагирует — по привычке. Как будто оно не моё. Как будто кто-то внутри меня играет роль. А я… я больше не играю. Я просто падаю внутрь этой бездны.

Он не замечает. Он в потоке. Заведенный донельзя. Его руки слегка дрожат, потому что Лешка думает, что это — настоящее. А я позволяю ему заблуждаться, цепляясь за простыни скрюченными пальцами — как за единственный шанс удержаться в происходящем.

— Саби… Детка, бля-я-я. Пиздец, какая красивая.

Тегляев тоже любил всякие грязные словечки в постели, но в устах симпатичного мне мужчины это звучит совершенно иначе. Звучало бы… Если бы я не оглохла ко всему. Не онемела…

Два пальца нежно погружаются в тело. Теребят клитор.

— Уверена, малыш?

— Да.

Нет. Но… Толчок. Я привычным образом расслабляюсь, потому что знаю — зажиматься себе дороже. Багиров стонет. Его тело под моими ладонями горячее и очень… очень сильное. Я сосредотачиваюсь на том, как под плотной загорелой кожей перекатываются литые мышцы. Утыкаюсь носом в местечко за ухом и послушно подкидываю бедра. Его запах… Он делает вполне приемлемым даже это. А ведь мне могло быть с ним хорошо, так почему нет?! Почему, господи?

Всё заканчивается. Слышу его надсадное дыхание и влажный звук, с которым Багиров стягивает использованный презерватив. После чего ложится рядом и тянет меня к себе. Его пальцы нежно оглаживают мое лицо, и вдруг замирают. Секунда… И он резко откатывается, включая ночник.

Понимаю, что если Багиров посмотрит на меня, то все поймет и осуществляю попытку сбежать.

— Схожу в душ. Я вся липкая.

Но, конечно, Багиров не позволяет мне смыться. Ловит за руку и дергает на себя.

— Ну-ка, посмотри на меня, — его голос хриплый и совершенно неласковый. — Это что сейчас было?

Я вздрагиваю. Лёша не кричит, нет, но его голос становится таким жёстким, что лучше бы он орал.

— Что?

— Ты же не хотела, блядь. Не хотела, да? Тогда на хрена?!

И вот тут его эмоции берут верх. Он подрывается, в сторону с грохотом летит стул…

— Перестань! Ты неправильно понял!

— Да неужели?! Может, тогда объяснишь, какого…

Черт! Видеть его таким даже хуже, чем чувствовать то, что было… Он зарывается пальцами в волосы, дергает, как если бы хочет убедиться, что этот пиздец происходит с нами в реальности. Шагает ко мне и вдруг, резко крутанувшись на пятках, выходит из комнаты. Я подтягиваю колени к груди, где больно. В ужасе вслушиваюсь в тишину. В то, как хлопает дверь. На балкон?! То есть он не уходит совсем? Конечно, не уходит, дура! Это его квартира. Если уж кто и уйдет, то ты.

Сползаю на пол, на цыпочках, как воровка, бегу к балкону. Останавливаюсь у порожка, так и не решаясь подойти.

— Почему, Сабин? Зачем так? Какого хуя? — сипит Багиров, выпуская клубы дыма.

— Я б-боялась.

— Чего? Тегляева?

— Того, что ты не захочешь м-меня подождать.

— Я что, по-твоему, одноклеточный?

— Прости, — шепчу я.

— Ни хрена, — рычит он. — Тебе страшно?! Так, сука, скажи, а не раздевайся! Или у тебя на все вопросы один ответ?

Я отшатываюсь. Это…больно. Хотя, конечно, я понимаю, что он просто сорвался. На себя. На меня. На весь мир. Я хотела как лучше, но опять наломала дров.

— Хочешь, я уйду? — к моему невыносимому стыду, голос мой больше похож на скулеж. Сейчас выгнать меня — все равно, что утопить в ледяной проруби слепого котенка. И как же тошно от того, что я не брезгую даже жалостью, чтобы задержаться рядом с ним…

Багиров бросает на меня агрессивный взгляд и с остервенением вдавливает окурок в пепельницу.

— Делай что хочешь.

Глава 12

Сабина

— Сколько можно наряжаться? Тебе должны сочувствовать, а не завидовать! — раздается нетерпеливый голос Багирова от двери. И, конечно, Лёша прав — не поспоришь, но надо мной берет верх чисто бабье желание не ударить лицом в грязь перед соперницей. Глупо? А как же! Но я уже столько наломала дров, что одной ошибкой больше, одной меньше — не суть.

— Иду.

Выхожу из ванной и сразу же наталкиваюсь на пристальный взгляд Багирова, с которым совершенно не готова вот так лицом к лицу встретиться.

— Умойся, — цедит он. — И надень что-нибудь попроще.

— Чем тебе не нравится мое платье? — психую я.

— Тем, что оно от The row. Платье стоимостью в годовой прожиточный минимум вряд ли добавит тебе очков в глазах среднестатистического обывателя. А на красивую тебя при желании можно посмотреть и в сети.

От Лёши веет арктическим холодом. Так непривычно… И страшно. Особенно потому, что под этими льдами потрескивает от сдерживаемого напряжения вулкан. И когда он рванет, какие принесет бедствия — никто, а в первую очередь сам Багиров, не знает.

— Ты смотрел? — сглатываю.

— Зачем?

Я опускаю глаза. Это больно. Хотя, конечно, я бы действительно предпочла, чтобы он не видел. Потому что это не блог — это гребаная ярмарка тщеславия. Ну, ладно… Теперь-то я делаю действительно полезный контент, но изначально я поднялась на том, что постила ролики о своей богатой и сытой жизни. Делала обзоры люксовых магазинов, путешествий, распаковку подарков от «своего мужчины», личность которого, ясное дело, держала в тайне.

Молчу, потому что мне нечего ему ответить. В носу свербит от подступающих слез.

— Я внизу. У тебя есть пять минут. Прости, но даже ради тебя я не могу заставлять ждать стольких людей.

— Ясно.

Когда он уходит, я быстро вытираю тушь. Смываю тон, которым с такой тщательностью замазывала синяки. Натягиваю серую футболку и первые попавшиеся джинсы. Волосы собираю в пучок.

— Так лучше? — вызывающе выпячиваю