Сильная и независимая - Юлия Резник

застилают глаза от дергающей боли. Я пытаюсь открыть ящик стола, в котором хранится немногочисленная наличка, но руки так сильно трясутся, что все мои усилия тщетны. Сема окончательно звереет, теряя остатки терпения. С матом отшвыривает меня в сторону, вырывает злосчастный ящик с корнями и вываливает на стол его содержимое.

Тихонько всхлипываю в углу, с ужасом наблюдая за человеком, которому еще недавно доверяла, как самой себе. Не могу понять, что больше терзает душу: страх или чувство несправедливости. Ну, ведь нормальный был мужик, а?! И во что превратился…

— Где остальные деньги?! — рычит, сжимая в руках тысяч двадцать.

— Эт-то все. Т-ты же знаешь, что все рас-счеты у-у-у нас в основном по б-безналу.

В красных глазах Семы мелькает отчаяние, граничащее с безумием. Я думала, что ничего хуже уже не случится, но в следующее мгновение его ярость обрушивается на меня с новой силой. Он подлетает ко мне, опять хватает за волосы и оттаскивает к выходу. Захлебываясь рыданиями, тщетно пытаюсь ослабить его железную хватку. Отбиваться боюсь. Пусть вообще все забирает! Только оставит меня, не трогает…

— К-куда ты меня волочешь? Там люди!

— Иди давай. Снимешь деньги в банкомате. Мне очень надо, Юль…

Почему-то его последняя оговорка заставляет меня еще горше расплакаться. Столько в ней… неожиданно человеческого. Я будто возвращаюсь в те времена, когда мы работали бок о бок, шутили, сплетничали, строили планы… Не подозревая, чем однажды это все обернется.

Сема выталкивает меня за порог.

— Шевелись. И без глупостей, — предупреждает, приставляя бритву мне к боку. Даю себе обещание, если выживу, запретить их в использовании, чтобы ничего не напоминало мне о пережитом ужасе.

Ближайший банкомат находится прямо в нашем доме, если зайти с торца. Иду как во сне. Заглядываю в лица прохожих, но боюсь попросить помощи. Так боюсь… А они куда-то спешат и не замечают ничего подозрительного. Подумаешь, слегка невменяемая парочка… А вот девушка, кажется, меня узнает! Ее красивые голубые глаза радостно распахиваются, и она даже делает шаг к нам — такая юная, такая восторженная! Я предупреждающе дергаю головой, дескать, не смей, не подходи, не вмешивайся! И опускаю глаза к носам туфель, смирившись, что не смогу я… подвергнуть чужую жизнь риску.

— Давай! Быстро…

Трясущимися руками прикладываю карту к порту. Ввожу пароль. Ужасно хочется в туалет.

— Живее! Ну же! — Семен дергается. Бритва разрезает ткань пиджака и царапает бок, но я даже не успеваю этого зафиксировать, потому что банкомат, наконец, начинает жужжать, отсчитывая банкноты. Я немного расслабляюсь, а Сёма, напротив, все сильнее нервничает.

— Почему так мало?

— Больше не получится. На карте лимит.

Семен, матерясь, сгребает пачку денег, отшвыривает меня в сторону и убегает. Я больно бьюсь затылком о стену дома, но даже не чувствую этого — такое во мне облечение. Съезжаю в придорожную пыль. Истерика клокочет в горле, и гораздо безопаснее для жизни её выпустить, но… Что-то не дает. В груди огнем горит. Утратив контроль над собой, начинаю сдирать одежду, но и это совершенно бесполезно.

— Сюда, Ник… Юля!

В себя прихожу от того, что меня, не жалея, встряхивают. В тот же миг кислород, наконец, проникает в легкие, и я, опасаясь, как бы тот опять не закончился, начинаю взахлеб дышать. Из-за слез ничего не вижу… Мамочки. Все позади, да? Все в прошлом?!

— Ну, все! Все… Юль, чуть-чуть не успели.

— Н-наум Н-наумыч? А в-вы з-здесь к-какими с-судьбами?

— О, пришла в себя?

Решительно киваю, дескать, конечно! Но противореча сама себе, утыкаюсь в его плечо носом и начинаю реветь так громко, как лет сто уже не ревела. Некрасиво икая и размазывая по его безупречному пиджаку сопли.

— Ну, все… Ну, ладно тебе… Ник, блин, подгони машину.

— Я-а-а не могу уехать. Надо закрыть с-салон.

— Там работает опергруппа. Я поручу, чтобы кто-нибудь завез ключ.

Кажется, я говорила, что не смогла бы быть с человеком, который все за тебя решает? Что ж… Официально заявляю — я ошибалась. Это необыкновенное ощущение. Чистый кайф. Просто на хрен все отпустить, ни о чем не думать, не беспокоиться, не переживать…

Плавный ход машины укачивает. Это что-то невероятно роскошное. Может, даже аж целый роллс-ройс. Так бы ехала и ехала. Ни о чем не думая. Все равно куда.

Кажется, Наумов говорил с кем-то по телефону. Но в охватившем меня оцепенении я не могу расслышать подробностей.

— Юля! Приехали. Пойдем.

А следовать командам — это запросто.

Неуклюже выползаю в любезно распахнутую дверь. Делаю пару шагов и останавливаюсь — не понимая, где мы.

— Это не мой дом.

— Тебе не надо сейчас домой, — отрезает Наумов, не сбавляя шага. Кто я такая, чтобы с ним спорить? Пожимаю плечами, увязываясь следом. Молча заходим в лифт.

— А что надо? — откашливаюсь, когда цифры на табло начинают отсчитывать этажи.

— Да ничего. Просто отдохни. Мои люди займутся случившимся. Почувствуешь себя лучше — дашь показания.

— Против Семена? — нахмурившись, уточняю я. Лифт с мягким толчком останавливается. Но, видно, меня так обесточили события минувшего дня, что даже этого толчка достаточно, чтобы сбить меня с ног. Охнув, нелепо заваливаюсь на Наумова. Тот машинально прижимает меня к себе. Наши взгляды встречаются.

— А ты не хочешь, чтобы он понес наказание за то, что сделал?

Откашливаюсь.

— Мне его жаль.

— Начинается…

— Нет, вы меня не так поняли. Как бы мне не было его жаль, я считаю, что он должен ответить за свой поступок.

Пробежавшись еще раз по моему лицу взглядом, Наумов кивает. И отходит в сторону, чтобы выпустить меня из лифта первой. Ко всему прочему он еще и джентльмен. Ну, просто, блин, идеальный мужчина.

Дверь в квартиру Наумов открывает ключ-картой. Я стаскиваю обувь и, открыв рот, подхожу к окну. Я бывала в куче самых разных мест с отличными видовыми характеристиками, но ни в одном из этих мест я не видела такой грандиозной круговой панорамы.

— Сколько здесь окон?

— Во всей квартире? Кажется, четырнадцать.

Стоит ли говорить, что все они в пол?

— Очень красиво.

— Да, я поэтому и купил этот пентхаус. Вот, — Наумов отворачивается к стене, скрытая панель отъезжает в сторону, открывая довольно просторный бар. — Чего тебе плеснуть? Кажется, ситуация располагает к напиткам покрепче, как думаешь?

— Я после того случая не пью. Хватит.

— Нашла из-за чего отказываться от вина.

— Вы ценитель?

— Кое-что понимаю.

Я обхватываю плечи и снова отворачиваюсь к окну. Как-то совсем не вяжется с этим мужчиной словосочетание «кое-что». Почему-то кажется, что если он за что-то берется, то изучает этот вопрос вдоль и поперек.

— Если