Клятва ненависти - Лайла Джеймс

class="p">— Ты прав, — согласилась я. — Мы — идеальная ложь вместе, муж.

Ужин был подан в тишине, и как только две экономки разбежались, Киллиан наконец высказал свое мнение. 

— Чего ты хочешь добиться этим ужином?

Убедившись, что ваза с цветами находится прямо перед моим лицом, скрывая меня — ну, большую часть моего лица — от взгляда Киллиана, я медленно сняла булавки, которые удерживали мою черную вуаль на месте. Я опустила кружевную ткань и положила ее себе на колени.

— Ничего особенного, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. Это был первый раз, когда я сняла вуаль вне своей комнаты. Но я не могла есть, пока она все еще закрывала мое лицо.

Краем правого глаза я увидела, как Киллиан растирает сигарету в пепельнице, прежде чем позволить ей выпасть между пальцев. 

— Тогда какой в этом смысл?

— Ты женился на мне, Киллиан, — сказала я, хватая столовые приборы. — Тебе не кажется, что мы должны провести хотя бы несколько минут в присутствии друг друга, чтобы ты не почувствовал необходимости вцепиться мне в горло.

Он издал безрадостный смешок. 

— Я не думаю, что это возможно, Чудовище.

Я проигнорировала удар и то, как он, казалось, продолжал называть меня Чудовищем. После моего несчастного случая незнакомцы шептали это имя за моей спиной, хихикая и насмехаясь, пока оно не стало моим ярлыком. Теперь мой дорогой муж использовал это против меня самым мстительным образом.

Но для тебя это был Киллиан Спенсер. Смертельные слова. Опасно бессердечный. Холодный взгляд и еще более смертельная жажда мести течет по его венам. Каждый раз, когда он использовал это имя, у меня снова разрывалось сердце.

Он знал это и использовал это в своих целях.

Я стиснула зубы. 

— Ну, в этом и смысл этих обедов. Чтобы это стало возможным.

— Ты прожорлива до боли, жена. — Его глубокий голос окутал меня, и волосы на затылке встали дыбом. Мои голые руки покрылись гусиной кожей. — Стены, которые держат тебя в плену, созданы тобой самими и твоей разрушительной потребностью сделать себя несчастной. Ненависть к себе, Джулианна. Ты воняешь этим; оно истекает кровью через твои действия и просачивается через твои слова. Высшее общество съест тебя заживо и выплюнет твои раздробленные кости.

— Это предупреждение? — Я вздохнула, мои руки дрожали, когда я крепче сжала нож и вилку.

— Нет, это просто угроза, Чудовище.

Я знала, что цепи на моих лодыжках и постоянное раскаяние были моей собственной работой — Киллиан был прав, но я никогда не ожидала, что он так легко прочитает меня, как открытую книгу.

Он увидел мою клетку с шипами и одним наблюдением разрушил мои стены. Киллиан оставил меня беззащитной, прежде чем взять свой кинжал и вонзить его мне в сердце, оставив меня истекать кровью своими неосторожными словами и бессердечным прозрением.

Селена была права.

Он будет копаться у тебя под кожей, найдет все твои недостатки и разорвет тебя на куски, пока твое сердце не истечет кровью у его ног.

Я облизала губы и глубоко вздохнула. 

— Твой отец устроил бал-маскарад ровно через месяц. Это наша свадьба, и на этот раз ты не можешь уйти от меня. Не тогда, когда мы должны доказывать высшему обществу и нашим кругам друзей, что мы идеальная супружеская пара. Это, конечно, красивый фасад, но ложь это или нет, мы должны убедить их, что мы счастливы в браке. — Я указала между нами вилкой. — Это практика, Киллиан.

— Мы должны быть вежливы друг с другом, — размышлял он с лукавой ухмылкой на губах.

— Вежливыми и влюбленными, — поправила я.

Он разрезал курицу и поднес вилку к губам. 

— Там, где есть ненависть, нет любви, — сказал он, прежде чем положить в рот маленький кусочек курицы.

— Между любовью и ненавистью тонкая грань, Киллиан.

— Не для нас.

— Не для нас, — согласилась я. Ибо клятвы, которые я дала, были священны, в то время как его клятвы были запятнаны местью. Наша история любви была обречена с самого начала.

Остаток ужина прошел в тишине, и только стук наших столовых приборов о тарелки эхом разносился по стенам.

Как только наши тарелки были убраны, Киллиан отодвинул стул и встал, бросив салфетку на стол.

 — Мы закончили?

Мой желудок сжался, и я кивнула. Он ушел, не сказав больше ни слова, быстро исчезнув за колоннами. Как только он закончил, я схватила свою черную вуаль, мои пальцы дрожали, когда я снова приколола ее на место.

Я не знала, чего именно я ожидала от этих обедов, от того короткого времени, которое нам предстояло провести вместе. Может быть, я хотела увидеть настоящего Киллиана за этой холодной, полной ненависти внешностью.

Или, может быть, я хотела, чтобы он увидел настоящую Джулианну.

Я хотела, чтобы Киллиан двигался дальше — снова влюбился в женщину, которая заслуживала его больше, чем я. Но я принимала глупые решения, которые только сближали нас, а не отдаляли друг от друга.

И чем ближе мы становились...

Тем труднее становилось защищать мою ложь и мои секреты.

Я играла в опасную игру, и если я не буду осторожна, Киллиан может просто возненавидеть меня еще больше.

Ибо правда была хуже моих тайн – и нашей реальности.

 

 

Киллиан

 

Неделю спустя

 

Я допил виски, чувствуя, как горло обжигает, но, черт возьми, это было именно то, что мне было нужно. Я натянул одеяло на колени и прислонился к спинке кровати. Должно быть, я проспал всего два часа.

Прошла неделя с тех пор, как я вернулся на Остров, неделя с тех пор, как я жил в том же проклятом месте, что и Джулианна, неделя с тех пор, как я был вынужден сидеть и обедать с ней.

Ее присутствие насмехалось надо мной.

Я знал, что Джулианна оказалась в ловушке собственного разбитого сердца. Я видел муку в ее глазах; глаза, которые были так похожи на глаза Грейслин.

Ее серые глаза, как дым после пожара, после ожога... как гребаный пепел, в котором мы лежали. Они становились все темнее и серее, когда она злилась. Эти неповторимые зеленые пятнышки, иногда они прятались за серым цветом, иногда они были такими яркими в ее глазах.

Ее чертовы глаза напоминают мне... о том, что я потерял.

Это была пытка — смотреть, как женщина, убившая мое сердце, ходит по залам этого замка, живая и дышащая. Джулианна носила с собой призрак Грейс, насмехаясь надо мной.

Ярость нарастала, становясь все темнее… смертоноснее.

Ее душа так тесно переплелась с моей, что я чувствовал ее мучения и дышал ими. Ее боль питала монстра,