Фол последней надежды - Юля Артеева

сейчас между нами происходит — это в принципе сильно непривычно. Я так долго придумывала какую-то стратегию, мечтала о том, как завоюю сердце Вани, как буду себя вести. А сейчас потерялась. За последние пару недель мы и так общаемся больше, чем за годы до этого. Кажется, для меня это слишком много.

— Завтра встретимся на стадионе? — спрашиваю, чтобы занять эфир.

— Да, я напишу. Там время немного меняется, мне Паша обычно скидывает расписание заранее и сообщает об изменениях.

Я прищуриваюсь:

— Ты ему заплатил?

— Ну, — Ваня ведет взглядом в сторону, — у нас взаимовыгодное сотрудничество.

— Понятно.

Громов кивает и смотрит на меня своими голубыми глазами. Взгляд прямой и пронзительный. Я теряюсь еще больше. Пытаясь нащупать свой привычный сарказм, просто пялюсь ему в глаза и чувствую, как физическая сила утекает из моего тела. Колени почти подгибаются, но я приказываю себе держаться.

— М-м-м, — издаю невнятно, — так что, ты не пожалел, что согласился тренить со мной?

Ваня наконец отводит взгляд, но улыбается:

— Нет, я рад, что ты со мной.

Как было бы хорошо, если бы он говорил не только о тренировках! Но я слишком хорошо понимаю, что мы сейчас не в этой точке. И, возможно, никогда там не будем.

Я подаюсь вперед и касаюсь Ваниного плеча пальцами:

— Мы все сделаем. У тебя все получится. Только слушай меня, ладно? Ты и так делаешь то, что не идет тебе на пользу. Если увлечешься и убьешь ногу, хорошо не будет никому.

Чувствую, как напрягаются мышцы Ваниной руки, как будто он весь деревенеет. Но, осмелев, я заглядываю ему в глаза. И он говорит:

— Договорились.

Потом снова наклоняется и прикасается губами к моей щеке. На этот раз я готова. Обхватываю руками его шею и прижимаюсь всем телом. Сколько у нас осталось таких вечеров? Я готова использовать каждый из них по максимуму. Поворачиваю голову и целую туда, куда достаю — за ухом. Ваня вздрагивает, я это чувствую. Обнимает меня и прижимает к себе сильнее.

Когда он отпускает, я отступаю назад и бойко улыбаюсь:

— Тогда до встречи, Вано.

— Увидимся, тренер.

— «Котенок» мне нравилось больше, — со смехом замечаю я и я скрываюсь за тяжелой дверью подъезда.

На свой этаж поднимаюсь буквально на крыльях. Как будто можно было бы и лифтом не пользоваться. Ваня меня обнял. На этой эмоции я готова лететь хоть в космос.

Когда открываю квартиру своим ключом, на пороге уже стоит Бо.

— Где ты была? — интересуется он, сложив руки на груди.

— А что за менторский тон?

— Я просто спрашиваю.

Я разуваюсь, пользуясь этой паузой для того, чтобы понять, могу ли я действительно скрывать от брата эту тайну. Такого опыта у меня еще не было. Может быть, я не рассказываю ему все досконально, но привыкла, что в целом мы знаем все друг о друге.

Выпрямляясь, я трусливо прячу взгляд:

— Я гуляла.

— С кем?

— Бо, ты мой брат или надзиратель?

Он фыркает и уходит в спальню, награждая меня выразительным взглядом.

Все тело горит от стыда. Разве это того стоит? Почему нельзя рассказать хотя бы Бо? Но, прежде чем принимать такие решения, мне все же нужно поговорить с Ваней. Я все же пообещала. Поэтому я иду в ванную, принимаю душ, надеваю чистую пижаму, которая лежит там же в шкафчике. Когда живешь с двумя мужчинами, находишь варианты облегчить ваше бытовое сотрудничество.

Смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Взгляд почти сумасшедший, щеки красные. Понять бы только, это к добру или нет. Собираю волосы в высокий пучок и выхожу.

Я останавливаюсь в коридоре и прислушиваюсь. Во всей квартире тихо. Папа наверняка уже спит, он ложится рано. Богдан, видимо, на меня обиделся. Но мне сейчас очень нужна его поддержка.

Я тихо захожу в спальню, замираю на пороге. По дыханию слышу, что брат не спит. Пытается притвориться, но я слишком хорошо его знаю.

Я иду прямиком к его постели, решительно откидываю одеяло, забираюсь к Бо под бок. Он обнимает меня, но молчит.

— Обижаешься? — спрашиваю тихо.

— Просто не понимаю, Энж.

— Я потом все расскажу, ладно? Я была с Громовым, — уж это точно можно ему рассказать.

— Вы вместе?

— С ума сошел? — я приподнимаю голову и в темноте пытаюсь поймать его взгляд. — Нет, конечно. У него девушка. Просто общаемся.

— Ага, — Бо хмыкает.

— Что это значит?

— Что?

— Твоя реакция. О чем это?

— Энж, я не верю в дружбу мужчины и женщины. Я не верю даже в то, что вы проводите время вместе, и между вами ничего нет.

Я укладываюсь удобнее, пряча лицо между простыней и ребрами брата. Тихо говорю оттуда:

— Я бы хотела, ты знаешь. Но между нами ничего нет. Просто общаемся.

— Посмотрим, — насмешливо выдает Бо и закидывает руки за голову.

— Думаешь, что-то может измениться?

— Спи.

— Мы всю жизнь вместе, и я так ему и не понравилась.

— Энж, спи, или я выпну тебя отсюда.

— Не выпнешь, — примирительно сообщаю сонным голосом.

— Я люблю тебя, — шепчет он, когда я уже почти проваливаюсь в сон.

Но я горячо отзываюсь:

— Я тебя тоже. Очень сильно, Бо.

Кажется, проходит почти вечность, и я уже сплю сто лет, когда слышу:

— Больше, чем Ваню?

— Больше всех, Бо. Больше всех на свете.

Я утыкаюсь носом в бок брату, вдыхаю родной запах и наконец засыпаю.

Глава 20

Когда утром открываю глаза, потягиваюсь и оглядываюсь, понимаю, что я в кровати Бо, а он — в моей. Иногда мы уходим друг от друга под утро, потому что становится слишком жарко или тесно, или встаем попить, а потом не хотим будить второго. Честно говоря, мы частенько мигрируем. Спим то вместе, то меняемся постелями, вот как сейчас. Одно время папа пытался с этим бороться. Думаю, его это смущало. Его вообще много смущает, такой уж он человек.

А потом однажды заглянул к нам в спальню в день нашего рождения. Мы с братом лежали в его постели, крепко обнявшись, и плакали. Я рыдала, а Бо только шмыгал носом, так что на двоих можно считать, что — плакали. Я тогда разглядела полоску света из коридора и услышала папин тяжелый вздох.

Помню, это был наш девятый день рождения. И девятый год без мамы. Мы отмечали с тортом и друзьями, включая, кстати, Громова. А ночью мучились за этот праздник чувством вины. Помню, как Бо сказал «она была бы рада, что мы вместе, и что хорошо провели