Билли Грин - Идущий по звездам

— Бедняжка, — сказала Лэйкен. — Она не находила себе места.

— Вот-вот, — кивнула Анабел Куртис, — Джозеф думал, что он сделал, как лучше, но в итоге она оказалась между двух миров. В ней текла кровь команчей, но выросла она среди белых. Ни рыба, ни мясо. И он во всем обвинял себя, не мог простить себе, что загубил жизнь дочери.

Через год Элисия умерла от воспаления легких. Александр был в отчаянии, но не сказал ни слова против того, чтобы Джозеф взял на себя заботу о Марке. Думаю, мальчику тогда исполнилось два года. И Джозеф, да благословит его Господь, не повторил той ошибки, которую сделал с Элисией. Внука он воспитал совершенно иначе.

— Он воспитывал его как команча? Старая женщина кивнула:

— Каждый день он внушал мальчику, кто он — по крайней мере, кем он должен быть в представлении Джозефа. Они не вернулись в индейский поселок, но большую часть времени проводили вдвоем в открытой степи, а не в стенах дома. Джозеф учил его наблюдать различные приметы, объяснял вековые секреты команчей. Приучил быть выносливым и крепким, как его предки. Он был уверен, что Марк должен быть команчем до мозга костей. Лэйкен подалась вперед:

— И что стало с ним дальше? С Марком? Куда он отправился после смерти деда?

— О, Марк покинул ДеУитт до того, как это произошло. Ему было лет десять, когда Александр Рид погиб в результате какого-то несчастного случая. Кажется, он увлекся горными лыжами. А потом в городе объявилась эта женщина.

Анабел покачала головой:

— Я таких еще не встречала — взор ее был полон презрения. Она сказала, что Александр — ее брат, поэтому мальчик принадлежит ей. И она приехала, чтобы забрать его с собой. Что она и сделала. Два года судебных разбирательств ничего не изменили — она добилась того, что ее признали опекуншей над мальчиком.

Анабел тяжело вздохнула, и ее глаза подернулись печалью.

— Этот мальчик не проронил ни слезинки. Ему было двенадцать лет, когда они вырвали его из того, что он знал и любил, но он и глазом не моргнул. Его лицо было твердым, словно выточенным из камня. Тут же сказалось его индейское воспитание, Джозеф мог гордиться им. Но все же история выглядела довольно странно.

— А что мистер Два Дерева? Он тоже отнесся к расставанию столь же бесстрастно?

Миссис Куртис издала короткий резкий смешок:

— Неужели вы в это верите? Утрата мальчика убила Джозефа. Он начал медленно умирать день за днем. Он как-то протянул пять лет, а потом тихо угас. Просто отказался от борьбы.

Теперь в ее голосе слышалось сожаление:

— Марк даже не приехал на его похороны. И я всегда молюсь, чтобы Джозеф не узнал об этом, не увидел с небес, что его единственный внук не проводил его в последний путь, и его сердце не раскололось от горя.

Миссис Куртис снова замолчала и Лэйкен последовала ее примеру, не желая вторгаться в чужую печаль. Через несколько минут Анабел взглянула на Лэйкен и улыбнулась, как бы стряхнув с себя грустные воспоминания.

— Вы сказали, что Александр Рид жил на севере, — начала Лэйкен, протягивая руку за печеньем. — Вы не помните, где именно?

Миссис Куртис нахмурилась.

— Кажется, я и тогда-то точно не знала… Кажется, я слышала об этом от своей дочери. Или она писала об этом… Подождите, я посмотрю среди писем…

Она вышла и скоро вернулась с картонной коробочкой.

— Мне кажется, моя Сара упоминала о Марке в одном из своих писем.

Анабел села и принялась перебирать содержимое коробочки.

— Взгляните, — сказала она спустя несколько минут. — Это фотография Джозефа. Она была сделана до того, как на него свалились все эти беды.

На черно-белом снимке был изображен мужчина крепкого сложения со смуглым лицом и густыми черными волосами. Несмотря на то, что он носил ковбойскую шляпу, джинсы и сапоги, а также клетчатую рубаху с длинными рукавами, в нем безошибочно узнавался коренной житель американского континента. Лэйкен сразу поняла, почему миссис Куртис любила его. Блеск его темных глаз заставил ее губы сложиться в невольной улыбке.

Она еще продолжала изучать фотографию, когда хозяйка обнаружила то письмо, которое искала.

— Сара живет в Канзас-Сити. В этом письме она пишет, что фирма, в которой она работает, переезжает в новое здание — небоскреб в пятьдесят этажей. — Анабел скептически взглянула на Лэйкен. — Я не доверяю таким высоким домам. Без неприятностей тут не обойтись. — Возвращаясь к письму, Анабел продолжала: — И вот Сара пишет: «И знаешь, мама, кто проектировал это здание? «Хенли, Нобль и Рид» из Чикаго. Я понимаю, что тебе это ничего не говорит, но имей в виду, что «Рид» — это в какой-то степени и наш Марк». Сара и Марк часто играли вместе, когда были маленькими… Она пишет о том, как потрясло ее имя Марка Аврелия Рида, напечатанное на конверте… Да, вот и дальше: «Насколько я знаю, Риды считаются в Чикаго большими людьми».

Она отложила письмо и встретилась взглядом с Лэйкен:

— Чикаго. Письму шесть лет, но, поскольку его семья обосновалась там достаточно прочно, я думаю, там он сейчас и живет.

Чикаго. Лэйкен слегка вздохнула. Извилистый путь поворачивал в новом направлении.

Нужно молить Бога, чтобы этот поворот оказался последним.

Подняв глаза, она увидела, что миссис Куртис держит еще одну фотографию.

— А вот Марк — незадолго до того, как его увезли, — объяснила старая женщина.

Мальчик, запечатленный на снимке, не был одет на западный манер, как его дед. Он был обнажен до пояса и носил джинсы, подвернутые снизу, и мягкие кожаные мокасины, крепко пригнанные к его ногам. Черные волосы спадали на плечи, а вдоль лба шла узкая лента, прижимавшая их к голове. По всему облику и одежде он был настоящий команч.

Однако Лэйкен поразил не столько внешний вид мальчика, сколько он сам. Его плечи была развернуты в каком-то неистребимом высокомерии, а крепкий подбородок храбро выдавался вперед. Это был бесстрашный, неукротимый воин.

Но и не только это взволновало Лэйкен, пока она рассматривала фотографию. Она немного разбиралась в двенадцатилетних мальчиках и была уверена, что двенадцатилетние мальчики так не глядят.

Его темные, глубоко посаженные глаза, глаза мальчика-мужчины, смотрели взглядом раненого зверя. И Лэйкен знала, что эти же глаза вспыхнут яростью, если кто-то попытается подойти к раненому зверю слишком близко.

Странные чувства владели ею, пока она рассматривала снимок. Какой-то холодок пробежал по ее телу.

Она еще не знала, как это объяснить, но внезапно почувствовала уверенность, что Марк Аврелий Рид, который когда-то заносчиво и вместе с тем умоляюще смотрел на фотографа, будет той точкой, где закончится ее извилистый путь.