Образцовый доктор - Татьяна Донченко

Как такое вообще возможно? Судьба решила пошутить?

– Все в порядке, ничего страшного, – осипшим голосом ответила я, садясь в кровати. По телу все еще гуляли мурашки – отголоски от его теплых прикосновений.

Интересно, он меня узнал? Или тут слишком темно? Или та ночь оставила неизгладимые впечатления только на меня одну?

В любом случае, сейчас это не важно.

– Минутку, я посмотрю Косареву и вернусь к вам, – пообещал доктор, встряхнув головой.

Его лицо выхватил свет льющийся из коридора и у меня буквально перехватило дыхание. Он еще красивее, чем я его помнила!

Я задержала взгляд на его густой шевелюре, помня какая она была на ощупь и сжала руки, чтобы немного отрезвить себя.

Мне нужно было собраться с мыслями, понять, что делать дальше. Потому что сейчас, в этот момент, я просто хотела провалиться сквозь землю.

– Мам, доктор будет опять стучать по моему животику? – малышка взяла меня за руку, прижалась к ней щекой и снова начала плакать.

Я нежно погладила её по голове, чувствуя разочарование и беспокойство. Ей только удалось уснуть и немного отдохнуть от боли, как её снова разбудили и напугали. Бедная, измученная моя девочка.

Закончив осмотр соседки, доктор с чарующим голосом, который невозможно было забыть даже спустя столько лет, обратился к медсестре, чтобы дать указания по поводу лекарств и капельниц.

Затем он встал с постели девочки и вернулся к нам. Моё сердце забилось быстрее, а в ушах зашумело. Как же не вовремя! Мне нужно было сосредоточиться на том, чтобы рассказать историю дочери, но я словно утратила способность ясно мыслить.

Я говорила что-то невнятное, запиналась и нервничала. Между нами все еще висела неловкость от курьезной ситуации, я ее буквально каждой клеточкой чувствовала.

– Значит, с трёх часов дня ребенка беспокоила продолжительная ноющая боль в верхней части живота, а ближе к вечеру после рвоты она переместилась вниз вправо, верно? – повторил он все, что я кое-как выдала.

Я опустила голову, скрывшись за волосами, и кивнула.

– Хорошо, сейчас посмотрим, – вздохнул мужчина и обратил всё своё внимание на малышку. Он заговорил с ней нежно и ласково, но не сюсюкался, а как будто пытался завязать самую искреннюю дружбу на свете. – Привет, котенок! Меня зовут Алексей Дмитриевич, а тебя как?

– Машуля, – недоверчиво пробормотала дочь, но не отвернулась, а замерла, с любопытством ожидая, что будет дальше.

– Ты же, как все котята, любишь, когда тебя гладят по животику?

– Да…

Он слегка наклонился к дочери и прошептал, будто делясь секретом:

– Ну, смотри, маму я твою уже по животику погладил, ей понравилось, она не даст соврать, – с улыбкой в голосе сказал он, а Маша тихо хихикнула. – Сама погляди, сидит, тихонечко мурлычет.

Как он это делает? Дочь рассмешил и меня заставил покраснеть от макушки до пят.

– Давай, пока она еще в ступоре сидит и не знает как попросить еще ее погладить, мы будем гладить тебя?

Машуля перестала плакать и даже перевернулась на спину, приподняв футболку.

– А ты больно давить не будешь, доктор?

Она смотрела на него так доверчиво, словно знала его всю жизнь. Он аккуратно прикоснулся к ее животику, нежно надавливая пальцами, расспрашивая, где болит.

Я наблюдала за ними, сердце колотилось в груди. Его прикосновения были мягкими, но профессиональными. Он разговаривал с Машулей, смешил ее и успокаивал. Она разговорилась и даже поделилась секретом, что рада, что из-за живота пришлось уехать из сада пораньше и побыть с мамой побольше, потому что мама слишком много работает.

Доктор закончил осмотр, его взгляд задержался на Машуле чуть дольше положенного. У меня дыхание перехватило. Вдруг он заметит, как они похожи, вдруг узнал меня, сейчас сложит два плюс два и…

– Видишь, котенок, я же обещал, что будет не больно. Скоро мы вылечим твой животик, – сказал он и погладил ее по голове.

Он встал, а я, почему-то тоже встала за ним. Он повернулся ко мне, и я увидела в его глазах сожаление:

– Да, есть большое подозрение на аппендицит… ей сколько полных лет?

– Три с половиной, – с сухостью в горле быстро выпалила я.

– Да, это нетипично для ее возраста, дождемся анализов и будем принимать решение и … эээ…

Он посмотрел на меня растерянно, как будто не мог понять, как ко мне обращаться.

– Алена Викторовна, – представилась я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и уверенно, хотя внутри все сжалось в тугой комок.

Его глаза скользнули по моему лицу, задерживаясь на мгновение, но не находя ничего знакомого.

– Будем начеку, – ответил он, сохраняя дистанцию. – Если что, я сегодня на дежурстве буду в ординаторской. А пока медсестрам скажу, пусть дадут папаверин внутримышечно, чтобы снять боль. К вам подойдут чтобы собрать анализы, если что, сразу обращайтесь ко мне. И… да, Алена Викторовна, еще раз извините, что вас… эээ…

Он окинул взглядом мой деловой рабочий костюм, явно не предназначенный для больничной палаты, сдержанно кивнул и, буркнув еще одно «извините», ушел.

Мое сердце рухнуло в пропасть.

Как же так? Неужели он совсем меня не узнал? Я представилась, но в его глазах не мелькнуло даже намека на воспоминание. Он держался холодно, профессионально, отстраненно.

А ведь почти пять лет назад… Пять лет назад у нас была ночь, которую я до сих пор вспоминаю как самую лучшую в своей жизни.

Глава 3

Машуле сделали укол, чем вызвали новый поток нескончаемых слез у бедняжки. Она и так испытывала боль, ей было страшно, а укол, сделанный грубой рукой медсестры ее конечно же окончательно расстроил.

– Хэштэг – они тут все тупые! – проворчала девочка-подросток, провожая ненавистным взглядом медсестру. – Меня уже три дня держат, не могут догнать, что со мной не так! Только Алексей Дмитриевич – он норм. Сегодня с отпуска вышел первый день и хоть нормальные лекарства дал!

Девочка тихо прыснула со смеху, закрыла рот рукой, чтобы не разбудить никого.

– Не, ну как он вас начал щупать это ржака!

Я тоже слегка улыбнулась.

– Мама мурлыкала, – похвасталась моя Машуля, сама того не подозревая что говорит, и ее слова вызвали смех у кого-то с кровати напротив.

Хорошо, что было темно и никто не видел, как я покраснела.

– Я Зоя, кстати, – представилась девочка-подросток.

– Зови меня Алёна, – сказала я, зевая. – И что, все три дня никто не может понять, почему у тебя болит живот?

– Мама настаивает, чтобы я сделала лапароскопию, – презрительно фыркнула девочка, – такая простая! Мне потом месяц нельзя будет на танцы,