Сильная и независимая (СИ) - Резник Юлия

— Юль, мы хотели мирно разбежаться, помнишь? — патетично взывает ко мне… кто? Бывший муж? Так ведь еще не бывший. Наверное, можно сказать — отец моих детей? Да, пожалуй, пока это оптимальная замена.

— Хотел ты, Эдик. Не надо перекладывать с больной головы на здоровую. И кстати, если ты сейчас не выедешь, то опоздаешь.

— Ч-черт!

— Я переночую на Вишневского. Детей привози туда, как соберетесь.

— Думаю, ты должна присутствовать при нашем разговоре, так они почувствуют себя защищенными.

— Думай что хочешь. А я не собираюсь облегчать твою участь, делая вид, что меня не ранят твои поступки.

— Разве я просил тебя врать?!

— Боюсь, если я честно скажу, что думаю, мнение сыновей о тебе сильно испортится. Так что для тебя же будет лучше дать мне время остыть. Я серьезно, Эдик. Просто оставь меня в покое.

— Как знаешь, — в конце концов, соглашается Моисеев, недовольно насупив брови.

Первый свободный вдох с начала нашего разговора я делаю, лишь когда за ним закрывается дверь квартиры. А отдышавшись, хватаю телефон и пишу, с трудом попадая на виртуальные кнопки, в наш чат с подругами:

«Девки, меня Эдик бросил».

Сообщество под поэтическим названием «Чат сучат» оживает мгновенно. Пишет и Алла, и Лерка, и даже недавно к нам присоединившаяся Стася. Хотя обычно она робеет, как и всякий новенький в уже сплотившемся коллективе.

«Он жив? Или приезжать с лопатой?» — юморит Аллочка.

«А я тебе говорила, помнишь? Марс в асценденте к…» — частит Лерка, как всегда, разбивая единый текст на короткие сообщения.

«Лерка, даже не начинай эту эзотерическую поебень!»

«Да я же к тому, что это все несерьезно. Напряжение планет совсем скоро пойдет на убыль, и вы непременно помиритесь».

«ОН ВЛЮБИЛСЯ», — кричу капслоком, обозначая сразу масштаб проблем.

«И при этом до сих пор жив?» — не сдается кровожадная Алка. Смеюсь, затыкая ладонью рвущиеся из горла рыдания. Мои девочки. Господи, как хорошо, что они у меня есть. Мужики приходят и уходят даже после пятнадцати совместно прожитых лет, а эти со мной в любой жопе. Вот где постоянство.

«Где сбор? И сколько брать бутылок?» — от Стаси приходит голосовое. — «Простите, я за рулем».

«Пить не будем. Нам нужны свежая голова и трезвый расчет», — отрезает Аллочка.

«Так уж и нужны?»

«Конечно, надо покумекать, как развестись красиво. И побольше с этого гада содрать, чтобы ему жизнь малиной не казалась».

«Не хочу я ничего! Только свой салон. А в остальном… Да, вина. Бутылки три, я думаю».

«Когда Алла застукала своего Котика с другой бабой, я после трех еще три раза в магазин бегала!» — льется возмущенный голос Стаси. Где-то на заднем фоне сигналят машины, и ведет обратный отсчет светофор. И мне так странно становится от того, что там, в большом мире, ничего и не изменилось. Это у меня, считай, вся жизнь рухнула.

«Ну, ты самая младшая. Кого нам еще гонять? Не мне же, старой больной женщине, таскаться по магазинам?» — возмутилась Алка.

«Это ты больная? А три бутылки просекко кто в одно лицо выдул?»

«Я. Так ведь в качестве лекарства, ну?»

«Обожаю вас», — строчу в чат. — «Приезжайте, как только освободитесь. Я уже вызываю такси».

«Буду минут через пятнадцать. Вот же гондон».

«А сколько лет косил под приличного».

«Небось, ушлая бабенка попалась».

«Говорит, что наоборот, наивная девочка-а-а-а», — я, как и Стася, не брезгую голосяшкой, ведь неудобно и чемоданы к двери тащить, и поддерживать беседу.

«Ага. Целка-семиабортница», — приходит тут же от Алки. — «Знаю я таких. Ты ее еще пожалей».

Да уж какая тут жалость? Стою, угораю, привалившись к стеночке. Так смешно, что аж хрюкаю.

«А я думаю, Юль, тебе нужно отпустить обиду. Это нехорошая энергия — не нужно ее копить».

Кто о чем, а вшивый о бане. Впрочем, мы уже привыкли, что Лерка у нас несколько отлетевшая. Да и, чего греха таить, мы все, когда одолевают сомнения, нет-нет да и просим ее то картишки раскинуть, то звезды «посмотреть».

«Я согласна с Лерой», — неожиданно поддерживает Петрову Стася. — «Лучше сосредоточиться на возможностях, которые для тебя открывает развод».

«Например?»

«Ты можешь влюбиться! Это классно».

«Нет уж, спасибо», — строчу я. Влюбилась уже. И вон чем это закончилось. Перед соседями неудобно. Плетусь с чемоданом, как вор, пугливо оглядываясь по сторонам. Стыдобища.

«Ну, тогда хоть потрахаешься, наконец, с кем-то другим. Ты единственная женщина на моей памяти, у которой за всю жизнь был один мужчина».

Глава 2

Громыхая бутылками, как незадачливый вор в закромах стеклодувной фабрики, первой на новом месте ко мне присоединяется Стася.

— Привет! Я, оказывается, была совсем рядом, — бормочет она, вручая мне плотный пакет. — Ты знала, что у вас алкомаркет прямо в доме?

— Угу. Вот и как тут не спиться новоявленной брошенке, когда для этого созданы все условия? — грустно иронизирую я.

— Эй, ты чего, Юль? Конечно, сейчас так не кажется, но все будет хорошо. Правда-правда! — Стася порывисто меня обнимает и что есть силы прижимает к груди.

— Обязательно, — шепчу я, растрогавшись. — Проходи давай.

Стаська отстраняется. Вешает куртку в шкаф, наступая на задники, стаскивает короткие уги. И безошибочно находит дорогу на кухню.

— Хорошо тут у тебя, — комментирует, оглядевшись по сторонам. Я равнодушно прослеживаю за ее взглядом и вдруг понимаю, что и впрямь получилось неплохо. По крайней мере, здесь мне нравится гораздо больше, чем в квартире Моисеева, в которой я провела последние пятнадцать лет своей жизни. И цветовые решения — преимущественно бежевый монохром, и яркие акценты в виде большого дивана цвета морской волны да насыщенно-винного — кресла, и сувениры, которые я покупала в путешествиях, а потом им не находила места — очень круто между собой подружились здесь, полностью в моем вкусе. Что довольно неожиданно, учитывая, что я никогда не планировала тут жить, а квартиру готовила к сдаче.

— Кажется, эта недвижимость досталась тебе по наследству?

— По наследству мне перешла бабушкина хрущевка. Но она шла под снос, и вот… — развожу руками.

— Как хорошо, что ты не успела ее сдать, прям как знала! — восторгается Стася.

— Не поверишь — только подумала, что, может, неосознанно чувствовала приближение конца.

— А что, были какие-то предпосылки?

Вопрос, который я себе теперь задаю все время! И ведь я почти уверена, что никаких предпосылок не было. По крайней мере, я не находила пятен от помады на Эдиковых рубашках, а от него самого не несло чужими духами. Впрочем, Эдик сказал, что у них еще ничего не было. И, кажется, именно этот факт не дает мне до конца смириться с происходящим. Очевидно, вытащи я его из-под бабы, обрубить концы мне бы труда не составило. А тут я не могу не думать, что ничего непоправимого не случилось. Что все еще можно отмотать назад… И это так нечеловечески жестоко, что в груди больно.

— Не знаю, — шепчу растерянно.

— Юльчик, ну ты чего? — сникает Стася, не зная, как ко мне подступиться в таком состоянии. Мы с девочками не так давно взяли ее под свое крылышко. И вообще-то подразумевалось, что это мы станем ее поддержкой, а никак не наоборот.

— Кажется, в дверь звонят. Откроешь? Мне что-то совсем херово.

Батарейка окончательно сдохла. Даже начинает казаться, что я зря позвала подруг. Возможно, мне стоило какое-то время побыть наедине с собою. Как следует все обдумать. Оплакать рухнувшие мечты. Но что уж? Судя по голосам, доносящимся из коридора, боевой десант моих девочек прибыл в полном составе, так что поздняк метаться.

— Где наша страдалица? — с порога берет быка за рога Алла. — Та-а-ак. Я не поняла, Моисеева, вы че тут — насухую сидите?

— Сама же говорила — так лучше, — шмыгаю носом, утыкаясь в шею старшей подруги. — Привет, Лер, — здороваюсь с Петровой.