Преданная. Невеста (СИ) - Мария Анатольевна Акулова

я почти не нервничаю, но фоновая тревога и плохое предчувствие все настойчивее занимают ведущие позиции среди прочих эмоций, смиряя меня с неизбежностью чего-то плохого.

Пальцы судьи перемещаются выше. Подушечки ненавязчиво скользят по моей кисти, голому предплечью, а потом и плечу.

Мы вдвоем следим, как его пальцы едут по коже, а на ней выступают мурашки.

Я поворачиваю голову и смотрю Славе в глаза.

Они темные, в них плещется спокойствие.

Все под контролем, ваша честь. Правильно?

Меня понемногу затягивает в черные омуты. Оторваться сложно.

Я вспоминаю, как утром занимались сексом.

Раньше это всегда происходило как будто на автомате, органично. А теперь мне каждый раз нужно решаться. Позволять — сначала себе, а потом ему. Правда сегодня не пришлось.

Слава зашел в ванную, когда я, уже приняв душ и умывшись, вяло возилась возле зеркала.

Все произошло быстро, без слов и немного по-животному. Как компенсация за прошлый вечер, когда я сделала вид, что сплю.

Он подошел вплотную, поймал взгляд в отражении и потянул вверх ночнушку.

Поцеловал в плечо, в шею, сжал ягодицу.

Прошелся пальцами по промежности, раскрывая половые губы, подушечкой — на клитор, заставил шире расставить ноги, стимулировал снаружи и жадно брал, толкаясь сзади.

Нам было очень влажно. Я изнывала, подаваясь навстречу. Закрыла глаза, стонала сквозь стиснутые зубы. Хотела и отдаться с потрохами, и держаться подольше. До боли в пальцах сжимала фарфор.

В итоге кончила до стыдного ярко и красочно, упав локтями на пьедестал раковины.

В ушах гудело из-за удовольствия, бедренные косточки раз за разом врезались в холодный мрамор, а потом жаром обожгло ягодицы.

Дальше мы успокаивали дыхания и эмоции, а я бонусом получила немного нежности. Ползущие по позвоночнику поцелуи. Заботливо протянутая рука, смывающие следы нашего секса пальцы под душем. Уже долгий, расслабленный поцелуй после «завтрака». И мои мысли: он делает это, потому что чувства или долг?

Возвращаюсь из наполненной паром и моими стонами ванной в прохладный салон автомобиля. Смаргиваю. Ловлю взгляд Славы у себя на шее и груди.

— Холодно? — Перевожу голову из стороны в сторону. Мурашки выступили не потому. Я просто запуталась.

Слава подается ближе, я сдерживаю порыв увернуться. Губ не касается — они накрашены. Прижимается к коже за ухом. Еще раз — чуть ниже к шее.

Ведет кончиком носа. Вслед за мурашками по телу бежит дрожь. В горле сохнет. Он день ото дня и ночь от ночи закрепляет свою власть надо мной. А я только сейчас начала это замечать.

— Есть что-то, что я должна знать? — Спрашиваю, трезвя саму себя.

Слава отрывается от моей кожи и откидывается обратно на сиденье. Смотрит перед собой, я на него. Вот бы залезть в его голову. Прочитать там все, что хочу, и избавиться от сомнений.

— Нет. Достаточно будет расслабиться и вести себя естественно. Никаких заданий от меня не будет, — Слава скашивает взгляд, уголки его губ на долю секунды приподнимаются. Мои в ответ.

Ирония не спасает ситуацию. Пространство между нами простреливает редкими разрядами. Это напряжение или страсть?

— Смолин хочет твоими глазами понаблюдать, как я взаимодействую с людьми. Позволим ему.

— Позволим.

Снова смотрю на свои колени.

Я предпочла бы другой цвет платья. Менее сексуальный и броский. Но меня не спрашивали.

Взяв из рук Славы чехол и открыв его, я спросила, почему именно такой. Он ответил: «мой любимый».

За этим не последовала целая череда вопросов.

Как вообще он делал свой «заказ»? По фото, описанию? Заочно меня снова не представил? А сестра что-то спросила? Для кого? Насколько всё серьезно? Хотя бы мое имя?

Вряд ли. Мне кажется, просто попыталась угодить. Ему.

— Ты собирался идти один или с кем-то из сестер?

— Один.

Киваю.

— Юль… — Слава зовет меня, я быстро поворачиваю голову.

— М-м-м?

Машина замедляется. Водитель включает поворот направо.

Мы приехали.

Моя отчужденность осыпается крошкой.

Провожаю взглядом ряд блестящих отполированных воском дорогих машин и ведущую ко входу в отель подсвеченную лестницу.

По ней поднимаются неизвестные мне люди. Становится страшно. Вся спесь слетает тут же. Возвращаюсь взглядом к Славе и прошу о помощи, он ее дает.

— Ты прекрасна. Не волнуйся.

Тарнавский выходит из машины первым и подает мне руку, я хватаюсь за нее и сжимаю.

Мы поднимаемся вместе с другими людьми. Минуем лобби, оказываемся в просторном зале. Здесь так красиво, что дух захватывает. И люди такие же. Холеные. Как будто укрытые инстаграммными фильтрами, но вживую. Мы проходим вглубь наполненного гостями зала и уже тут замедляемся. Тарнавский оглядывается, я следую его примеру.

Зал украшен изыскано, но при этом в цвета футбольного клуба. Над сценой его эмблема и круглая цифра.

Я вижу в углу сцены известного ведущего, который бегает взглядом по тексту и проверяет микрофон.

Скоро начало.

По залу носят шампанское и закуски. Играет музыка. Мою руку гладят мужские пальцы, а я продолжаю изучать людей, пока не натыкаюсь на адресованный мне взгляд.

Мы с Кристиной знакомы, но не улыбаемся друг другу. Она едет вниз от глаз, я тоже.

Само собой вспоминается: «Почему этот цвет?».

«Мой любимый».

И Кристина отлично это помнит.

Не только сестра Славы знает его вкус. И не только она пыталась угодить.

Мы с Кристиной сегодня в одинаковых платьях.

Я увожу взгляд первой. Это слабость, я знаю, но скрывать свои эмоции в одночасье становится сложно.

Слышу громкое «Слава» сбоку и вслед за Тарнавским разворачиваюсь навстречу окликнувшему судью незнакомцу.

— Рад видеть, дружище, — ухоженный мужчина средних лет подает Тарнавскому руку, мой судья отвечает взаимностью, а я ощущаю, как по мне проезжается взгляд интереса.

Вроде бы момент истины: самое время узнать, как он меня представит, но…

— И какая из Тарнавских выросла в такую красавицу? — мужчина задает то ли мне, то ли Славе вопрос, мои щеки вспыхивают пламенем. Коротко дергаю уголки губ вверх, а взгляд увожу вниз.

— Не Тарнавская, Ром. Юлия Березина. Моя помощница. И моя спутница.

А еще бывшя студентка. И действующая любовница. И агент ноль-ноль, чтоб оно все горело синим пламенем, семь.

И сама не знаю, почему его слова ранят. Все же правильно сказал. Только «не Тарнавская» звучит, как вердикт.

Мне протягивается рука, я выталкиваю из себя жест навстречу и еще одну улыбку.

Дорогущий шелк неприятно ощущать на коже. Впрочем, как и устроившаяся на моей талии судейская рука скорее обжигает, чем дает поддержку.

Внимание Романа возвращается к Славе. Я выдыхаю в сторону. Веду взглядом по толпе. Слышу за спиной, как ведущий испытывает микрофон.

В голове шумят предательницы-мысли.