Уходи, но останься... (СИ) - Диана Ярина

Все равно немного царапает изнутри, хоть и пытаюсь держать лицо.

Но изнутри колет. Когда любимый человек тебя ранит, даже ненароком, всегда получается больнее, чем когда тебя задевает посторонний.

Я и сказать ничего не успел, моя девочка извиняется первой:

— Прости. Не хочу тебя колоть в ответ, но… — смотрит с искренней тоской. — Не выходит.

— Не в обиде. Понимаю. Я ужасно виноват перед тобой.

— Ты в выигрышной позиции.

— Что?

— У тебя есть ребенок. У меня — нет. И, судя по всему, ты не планировал заводить со мной детей! Вообще не хотел. Не думал обо мне с этой стороны?

— Отодвигал в необозримое будущее. Я, честно, даже запрещал себе думать. Трус. Так и скажи, будешь права.

— Хватит на сегодня правды и выяснения отношений. Просто учти, я хочу детей. Я хотела их от тебя, сильно хотела. И теперь вот это… — качает головой. — Нам нужно расстаться.

— Ты хочешь детей, — сложно дышать.

— Да. А ты… Еще пообещал мне так… хм… странно! Как будто котенка пообещал купить. Мол, на тебе ребеночка, только не истери.

— Ксюш…

— Как ты хотел это провернуть? Уговорил бы меня взять малыша из дома малютки или подсунул бы мне донора?!

— Мне нечего ответить, — признаюсь. — Моей целью было не дать тебе уйти, и я считал, что смогу что-нибудь придумать.

— Кроме одного единственно правильного варианта — попробовать завести детей. Со мной!

От лица схлынула кровь. Меня переполняют эмоции.

Совру, если скажу, что я не хочу иметь детей от любимой женщины. Но мне нельзя заводить больное потомство, обрекать детишек на страдания. Я говорил это себе так часто, что поверил, будто вообще не хочу детей.

Разговор с Ксюшей расставляет все по своим местам: хочу, но запрещаю себе это.

— Хочешь? Говоришь, что любишь. Хотел бы от меня детишек?

— Ксюш! — выдыхаю мучительно. — Риск слишком велик.

— Просто скажи — да или нет! ДА или НЕТ!

Кто бы сказал, что Ксюша умеет давить так, я бы не поверил. Сейчас она особенно сильно на отца похожа, Седов так же припер меня к стенке.

— Илья!

— Да или нет! Боже! Я, что, недостойна честного ответа?! Всю правду из тебя клещами вытаскивать! И при этом ты говоришь, что любишь! Не любишь! Ни капли.

— ЛЮБЛЮ! ХОЧУ! ДА, ХОЧУ! — кричу, голос срывается. Добавляю тихо. — Хочу, но не стану даже пытаться.

— Скептик. А чудо?

— Чудо?

— Вера в чудо. Папа писал, что твой сын, скорее всего, и года не протянет. Мол, ему поможет только чудо. Давиду четыре. Это чудо… Папа в таких вещах не ошибался.

— Вот видишь, чудо. Оно не случается слишком часто. Запас чудес для меня исчерпан.

Ксюша вздыхает:

— Какой ты сложный. Теперь я понимаю, почему у тебя всего один друг, и тот — всеядный.

Смеюсь, стряхивая оцепенение и давящее ощущение, из-за которого тяжело дышать.

— Ты права. Как всегда, права!

Ксюша смотрит на меня задумчиво.

— В чем дело? Ты что-то задумала?

— Ты меня обманывал, обидел. Скрывал правду. Так?

— Пока все верно.

— И говоришь, что любишь?

— Люблю.

— Докажи.

— Как? — спрашиваю я, зная, что ответ мне точно не понравится…

Глава 19

Она

— Я хочу ребенка.

Илья смотрит на меня с ужасом, даже отшатывается, проводит рукой по пышным волосам, запускает пальцы в пряди, взъерошив.

— Ксюш, ты слышала? — выдыхает с болью. — Ты слышала, что я сказал?!

— Я слышала, что ты сказал. Не переживай, не требую ребенка прямо здесь и сейчас. Я сейчас почти инвалид, мне не до детишек.

— Не говори так, врач сказал, через полтора-два месяца сможешь без костылей передвигаться, и…

— Илья! Дай сказать! Прошу.

— Говори.

— Мы расстаемся.

— Ксюш.

— Мы расстаемся, Илья. Я не могу продолжать жить с тобой, зная правду о твоем внебрачном сыне. Не хочу, чтобы ты выбирал, куда пойти — ко мне или к нему. И ты всегда выберешь пойти к нему, если вдруг одновременно нам будет плохо. Ведь это твоей единственный сын! Да? — усмехаюсь грустно. — Я не претендую, правда. Даже понимаю тебя. Чудовищно несправедливо все это! Но я понимаю.

— Ксюш, нет. Я ограничу общение с ним.

— Не надо. Не надо ради меня делать это, в итоге возненавидишь!

— Да откуда ты это взяла?

— Оттуда. У него есть мать. Мать, которая меня ненавидит, мать, которая хочет тебя, как отца, в семью. Если просто представить, как ты начал реже ходить к сыну, она настроит Давида против тебя, и ты… Рано или поздно, но ты меня тихо-тихо возненавидишь.

— Это бред, Ксюш. Я не смогу тебя возненавидеть!

— Если исключить наш штамп в паспорте, кто мы? Просто любовники! Просто трахаемся, едим, спим и живем вместе.

— Хватит.

— Нет. Я все-таки хочу ребенка. Не сейчас, потом. Хочу попробовать. Может быть, нам повезет, и малышу перейдут мои гены, а не твои. Может быть, не будет таких отклонений, как у Давида. Я хочу свой шанс. Шанс, который ты мне должен. Ты и отец… Вы лишили меня права на полноценную семью. За моей спиной лишили такого права… И я хочу восстановить справедливость.

— Ребенок может получиться больным. Как ты не понимаешь?

— Я все понимаю. Но шансы… Шансы не стопроцентные, Илья. Или я пустое место, от которого малышу ничего не может достаться?! И я не Карина. Если врачи скажут, что у малыша отклонения, уже на ранней стадии, я не стану обрекать его на мучения, и сделаю аборт. И на этом… На этом у нас с тобой закончится абсолютно все.

* * *

Он

Я поражен ее ультиматумом.

Ксюша взяла и отсекла лишнее, поставила меня перед выбором.

— Я не вижу себя бездетной старухой в далеком будущем. Мне снится большая семья, и я всей душой знаю, что это мои дети, внуки… Либо с тобой, либо с другим.

Последнее слово заставляет меня переполниться ревностью.

— С другим? Кто он?! Уже присмотрела?

— Нет, — отмахивается.

С той самой детской непосредственностью, оставшейся у нее в жестах. Искренность, порыв, сила… что-то такое, неуловимое, особенное и горячо любимое мной.

— Никого не присмотрела. Но присмотрю, если с тобой не выйдет. Как говорят французы, селя ви.

* * *

Разговор получился сложный, изматывающий.

Мне так и не удалось убедить Ксюшу вернуться в нашу квартиру. Она твердо решила остаться жить в квартире своего отца, и я знал, что буду навещать ее теперь каждый день, если не поселюсь с ней рядом. Просто не могу себе представить ни дня без нее. Командировка в Пекине стала пыткой, я не