Инсинуации - Варвара Оськина

меньше пяти. Вопрос в том, какая именно это будет операция. У нас есть два варианта действий: либо мы ставим искусственный клапан, либо проводим его полную пластику. Первый вариант более безопасный, но каждые десять-пятнадцать лет придётся менять износившийся механизм. Во втором случае, если манипуляция будет успешной, вы навсегда избавитесь от дефекта…

– Если будет успешной?..

О, серьёзно, ну почему голос прозвучал так жалко? Позорище! Элис известны все риски, все неудачные попытки и возможные летальные исходы. Она не раз обсуждала это с доктором Пайпером. Так какого чёрта так страшно?

– Окончательно степень повреждения и деформации правого предсердия, которое придётся ушивать, можно оценить, только добравшись до сердца. – Взгляд жёлтых, точно у оборотня, глаз снова зацепился за Элис, вытягивая последние силы. А вервольф в халате улыбнулся и продолжил: – Ваша масса тела меня беспокоит. У организма должен быть запас сил, чтобы справиться с нагрузкой наркоза и последующим восстановлением.

– Но вес не критичен? – напряжённо спросил Джеральд.

– У меня нет анорексии, – по слогам отчеканила Элис, но её никто не слушал. Вместо этого она снова ощутила поползшие от Риверса ледяные иглы, которым он нанизывал внимание Харриса, требуя прямого ответа.

– Нет. Однако будет сложно, – медленно ответил врач и холодно усмехнулся. – Если перед взвешиванием мы накормим мисс Чейн, то убедить комиссию не составит труда. Но природу вы не обманете, мистер Риверс. Риск велик.

– Есть ли у нас какие-то другие варианты?

– Хэй, может быть, стоит обсудить это со мной?

– Никаких. Дальше будет только хуже. Скажу честно, вторая операция сложная и уникальная, потому что редко делается на износившемся сердце взрослых людей. Статистика говорит, что смертность может доходить до пятидесяти процентов, но в случае успеха – уже через год почти полное восстановление нормальной деятельности с минимумом ограничений. Как у обычных людей.

– Ваш оптимизм удивительно заразителен, – мрачно проговорила Элис.

– И на то есть причины. – Харрис улыбнулся, включаясь в мрачноватую игру. – Вы находитесь в Исследовательском центре, где пока каждая из таких манипуляций была успешна. Риск высок, какой бы из вариантов вы ни выбрали, но игра стоит свеч. Сердечная недостаточность прогрессирует. Вам нужен хирург, мисс Чейн, оттягивать и дальше просто опасно.

– Операция будет в любом случае, – твёрдо произнёс Джеральд, в очередной раз проигнорировав любые нормы вежливости.

Элис невольно восхитилась его спокойной уверенностью. Интересно, сколько литературы ему пришлось прочитать, прежде чем принять одно из самых тяжёлых решений? И она вовсе не относила это к себе! Нет. Сколько должно быть в Джеральде смелости, чтобы согласиться на выматывающие бдения около постели больной? Сколько терпения видеть не самые приятные процедуры, а потом учить заново жить? Сколько сил? А если у доктора Харриса не получится? Что тогда будет с ним? Ох, Джеральд… Как же ей найти способ и объяснить, что она виновата сильнее?

– Сколько времени займёт пластика? – после небольшой паузы спросила Элис.

– Думаю, около четырёх часов. Три из них на остановленном сердце, – немедленно отозвался Харрис, который непринуждённо мурлыкал под нос весёлый мотивчик хита Тейлор Свифт.

Элис мысленно выругалась! Нет, это, конечно, не трансплантация, но всё же… В палате тем временем повисла та самая гадкая тишина, когда все с нетерпением ждут последнего слова, не решаясь давить, но давят очень громким молчанием.

– Что скажете, мисс Чейн?

Она уткнулась лбом в колени и ещё раз выругалась. Элис ненавидела принимать решения, но всю свою жизнь занималась именно этим просто потому, что больше было некому. До этого момента.

– Джеральд? – глухо спросила она, обращаясь к белым простыням.

– Элис, – тихо откликнулся он, и одного только этого оказалось достаточно. За год рядом Эл изучила каждый полутон интонаций, чтобы догадаться, какой ответ Риверс хотел бы услышать, и какой выбрал бы сам.

– Значит, пластика, – чётко произнесла она.

Весёлая карусель махины здравоохранения начала свой бесконечный бег практически сразу. Анализы, осмотры, консультации, бесчисленные коридоры и кабинеты, кабинеты, кабинеты… Элис усадили в инвалидное кресло, словно беспомощного старика, и перевозили с этажа на этаж. Менялись стены, двери, люди, голова постепенно начинала трещать от обилия заданных ей вопросов, а вены от постоянных уколов. За первую половину дня она наверняка умудрилась проехать по коридорам университета несколько миль. После рентгена профессор Харрис окончательно повеселел и заверил, что его пациентка может не переживать. Операция почти точно будет успешной, а значит торжественное вскрытие Элис Чейн пройдёт следующим утро. После этого в палату вошёл психолог, а Эл захотелось орать.

Молоденькая девчонка должна была помочь принять факт остановки сердца. Теоретически. Элис очень внимательно выслушала заливавшегося чирикающим монологом знатока психологии, чей блестящий страз в одном из зубов вызвал мигрень, кивнула и выставила докторшу вон. Ей нужен план операции, а не абстрактная философия. На рациональное, вымуштрованное миллионами строчек кода мышление не действовали дурацкие подходы вроде: «вот так выглядит продольная стернотомия» или «давайте потренируем дыхание на счёт». Это всё равно, как предложение помолиться. Кому, если её сердце в руках двух совершенно материальных людей? Алтаря для поклонения рукам хирурга почему-то никто до сих пор не придумал.

Джеральд всё это понимал и ни на минуту не оставлял Элис одну. Он всегда был где-то поблизости и не лез с утешительными беседами, за что Эл готова была простить ему всё, если бы ещё оставалось, что прощать. Лишь один раз Джеральд позволил себе отвлечься на телефон. Когда во время последнего ЭХО хлопающие, неровные звуки наполнили помещение. В тот момент они оба не выдержали и отвернулись. Элис думала, что Риверс уйдёт из палаты. Слишком уж хорошо Джеральд помнил ту ночь в больнице, что сменила их непринуждённое «до» на полное тревог «после». Но вместо этого он достал телефон и смотрел на экран, пока не стихли удары сердца.

Он не ушёл даже вечером. И Элис, свернувшись в углу гостевого диванчика, наслаждалась созерцанием профиля Джеральда и даже тем, как в чуть голубоватых линзах отражался экран ноутбука. Это успокаивало. Так они и сидели. Он на одном конце, она на другом, болтая обо всём на свете до самой ночи, пока Эл не выключило из реальности. Вот она ещё неуклюже шутила надсадным юмором напуганного человека, а вот уже неслась во сне по извилистому туннелю.

Элис проснулась в больничной кровати, когда жёлтый карлик только-только приподнимал над заливом свой округлый термоядерный бок. Часы показывали начало шестого. Джеральда в палате не было, но почти свалившаяся с дивана подушка и скомканное одеяло не оставляли сомнений, где невозможный профессор провёл ночь. Элис хмыкнула и потянулась к телефону, намереваясь наплевать на запрет и выклянчить немного еды, однако уже после первых гудков медленно отняла смартфон от уха и прислушалась. Что-то происходило. Посреди обычного гудения вентиляции и отдалённого пиканья аппаратуры она явственно слышала пропущенный через динамик эхокардиографа сердечный ритм. Раздвоенные первые два тона