Преследуй меня - Бьянка Коул

через подушку. Ее медово-светлые волосы рассыпаются по белым простыням, как жидкое золото, но я пока не вхожу.

Я прохожу по ее комнате, запоминая каждую деталь. На кухне обнаруживаю натуральный чай и полупустую бутылку дорогого красного вина. На ее кофейном столике лежит потрепанный экземпляр учебника по истории искусств, страницы которого помечены цветными вкладками.

В ее домашнем кабинете я нахожу кое-что более личное: альбом для рисования в кожаном переплете, спрятанный в нижнем ящике стола. На первой странице изображен подробный анализ моих рук во время нашей встречи в галерее, каждая мозоль и шрам запечатлены с завораживающей точностью.

Страница за страницей раскрывается ее скрытый талант: архитектурные этюды бостонских зданий и портретные этюды посетителей галереи. Но последние наброски привлекают мое внимание — мрачные сцены насилия, выполненные резкими мазками угля: фигура, падающая сквозь пространство, разбитое стекло и забрызганные кровью стены.

У моей малышки есть глубины, которые она прячет от мира. Это рисунки не простого владельца галереи. Они говорят о воспитании, о глубоком понимании насилия.

Тихий звук из ее спальни заставляет меня остановиться. Она ворочается во сне, бормоча что-то, чего я не могу разобрать. Я возвращаю альбом в точности туда, где нашел его, не оставляя никаких следов своего присутствия.

Стоя в дверях ее спальни, я наблюдаю за ней. Лунный свет выхватывает легкую морщинку между ее бровями, какой-то тревожный сон разыгрывается за закрытыми глазами.

Я подхожу ближе к ее кровати, моя тень падает на ее спящую фигуру. Шелковая ночная рубашка соскользнула с одного плеча, обнажая нежный изгиб ее груди. У меня руки чешутся проследить эту линию.

Она сдвигается, и простыня сползает ниже, обнажая большую часть ее груди. Моя рука сжимается. Пока нет. Предвкушение предъявления прав на нее сделает возможное обладание еще слаще.

Я достаю свой телефон, камера не издает ни звука, пока я запечатлеваю ее ранимую красоту: то, как ее волосы рассыпаются по подушке, словно золотые нити, слегка приоткрытые губы и изящный изгиб шеи. Каждый образ врезается мне в память, хотя мне вряд ли нужны фотографии, чтобы вспомнить каждую ее деталь.

Ее корзина для белья стоит в углу, и я нахожу то, что ищу — пару черных кружевных трусиков, которые она надевала сегодня. Я подношу их к носу, вдыхая ее интимный аромат. Моя. Шелковая заколка для волос на ее прикроватной тумбочке все еще держит пряди медово-светлых волос. Оба предмета исчезают в моем кармане.

София снова шевелится, из ее горла вырывается тихий всхлип. Звук отдается прямо у меня в паху, и я заставляю себя отступить назад. Скоро эти звуки будут принадлежать только мне.

— Николай, — шепчет она, и мой контроль почти рушится.

Я хватаюсь за дверной косяк, костяшки моих пальцев белеют от усилий сдержаться. Потребность забраться к ней в постель, разбудить ее своим прикосновением, заявить права на то, что принадлежит мне, — стучит в моей крови, как боевой барабан.

Ни одна другая женщина никогда не действовала на меня так. Мой самоконтроль ослабевает, когда я борюсь с желанием присоединиться к ней в постели.

Двигаясь с грацией хищника, я расстегиваю штаны, освобождая свою твердую длину. Меня окружает ее аромат, пьянящая смесь дорогого мыла и Софии — намек на пряности и теплоту женщины.

У нее перехватывает дыхание, и она снова что-то бормочет, звук отдается прямо моему члену. Я медленно глажу себя, перекатывая тонкий шелк ее ночной рубашки между пальцами. Я хочу сорвать его, подставить ее тело своему голодному взгляду. Но нет — я не буду торопить события. Для этого будет достаточно времени позже.

Вместо этого я сажусь на край ее кровати, достаточно близко, чтобы дотронуться до нее, и представляю, как ощущаю ее нежную кожу под своими ладонями. Мысленно я обвожу изгиб ее бедра, выпуклость груди. Я представляю ее глаза, зелено-золотые, как редкие драгоценные камни, темнеющие от желания, когда я пробую на вкус ее губы, шею и ложбинку между грудями.

Свободной рукой я тянусь к ее бутылке с водой на тумбочке. Холодная, наполовину полная жидкость. Я наклоняю свой член, изливаясь в отверстие, и продолжаю дрочить. Теперь быстрее, жёстче, представляя, как её рот обхватывает меня, а руки подталкивают к оргазму.

Я не свожу глаз с её лица, изливаясь в воду и оставляя на ней свой след. Моя. Это слово пульсирует в моем мозгу первобытным ритмом. Ее веки трепещут, а губы приоткрываются, пока мое семя смешивается с водой.

Я ставлю бутылку на место точно так, как нашел, мое сердце бешено колотится. Ее грудь поднимается и опускается, дыхание спокойное. Своим прикосновением я возвращаю ее ночную рубашку на место, прикрывая плечо и возвращая ей прежнее состояние невинности.

София теперь моя, и я сгораю от осознания того, что скоро она будет принадлежать мне полностью — разумом, телом и этой блестящей, непокорной душой. Перспектива того, что она поглотит мое освобождение, вызывает во мне последнюю дрожь. Я застегиваю брюки и разглаживаю одежду.

Отходя от кровати, я смотрю на ее спящую фигуру. Она шевелится, поворачивается на бок, и на мгновение мне кажется, что она просыпается. Но затем ее дыхание снова успокаивается.

Я выхожу из ее спальни, мои шаги бесшумны, призрак уходит из ее жизни, на данный момент.

Глава 11

НИКОЛАЙ

Подробный отчет на моем планшете заставляет меня стиснуть челюсти, когда я смотрю на фотографии искореженной автокатастрофы унесшей жизни приемных родителей Софии два года назад. Выводы следователя показывают, что тормозные магистрали аккуратно перерезаны и инсценированы так, чтобы походить на несчастный случай. Профессиональный подход.

Я считаю, что закрытые записи об усыновлении скрыты за слоями бюрократии, сквозь которые не могут проникнуть даже мои связи. Пока. Три следователя работают с разных сторон, но происхождение Софии Хенли остается загадкой.

Сквозь тонированные стекла своей машины я наблюдаю, как она выходит из своего особняка, закутанная в кремовое кашемировое пальто. Она делает паузу, чтобы поправить ботинок, и я упиваюсь изящным изгибом ее шеи, тем, как утренний свет играет в ее медово-светлых волосах.

— Сэр, проверка биографических данных выявила необычные пробелы в ее детских медицинских картах, — бормочет мой начальник службы безопасности с переднего сиденья. — И ее дело об удочерении было опечатано по прямому приказу...

Я поднимаю руку, заставляя его замолчать. София идет своим обычным маршрутом в кофейню на 7-й-й авеню. Как обычно, она закажет себе капучино и дополнительную порцию, затем потратит двенадцать минут на чтение новостей в телефоне, прежде чем отправиться в галерею.

Моя София такая