Софи Кинселла - У меня есть твой номер

О боже, почему я не прошла краткий курс истории оперы?

Магнус распахивает входную дверь и озабоченно щелкает языком.

— Черт! Забыл позвонить доктору Уилеру. Я всего на пару минут.

Невероятно! Мой жених взлетает вверх по лестнице. Он не должен оставлять меня одну.

— Магнус! — Стараюсь не выдать охватившей меня паники.

— Проходи! Родители на кухне. О, у меня для тебя кое-что есть. Сгодится для медового месяца. Открой! — Он посылает мне воздушный поцелуй и скрывается в кабинете.

На оттоманке в холле стоит огромная коробка в подарочной упаковке. Ух ты! Я знаю этот магазин, он не из дешевых. Открываю коробку, сдирая дорогую бледно-зеленую бумагу, и вижу кимоно с серо-белым рисунком. Оно потрясающее. И к нему даже есть комбинация в тон.

Ныряю в маленькую переднюю гостиную, где никогда никого не бывает. Стаскиваю с себя топ и кардиган, надеваю комбинацию, потом кимоно. Оно мне великовато, но все же чудесно. Такое приятно шелковистое.

Прелестный подарок. Действительно прелестный. Но если честно, я бы предпочла, чтобы Магнус был рядом, чтобы он крепко держал меня за руку и оказывал моральную поддержку. Снимаю кимоно, складываю и убираю в коробку.

Магнуса по-прежнему нет. Тянуть время и откладывать встречу с родителями уже просто невозможно.

— Магнус? — доносится из кухни высокий голос Ванды. — Это ты?

— Нет, это я! Поппи! — Собственный голос кажется мне чужим.

— Поппи! Иди сюда!

Расслабься. Веди себя естественно. Вперед!

Сжимая в руках бутылки вина, направляюсь в кухню; там тепло и пахнет соусом «болоньезе».

— Привет! Как дела? Я принесла вино. Красное. Надеюсь, вам понравится.

— Поппи! — бросается ко мне Ванда. Ее растрепанные волосы недавно подкрашены хной, на ней одно из ее странных, широких платьев из чего-то похожего на парашютный шелк и сандалеты на резиновой подошве. Лицо бледное и, как всегда, без макияжа, только на губах кривой мазок помады.® Она касается щекой моей щеки, и я улавливаю аромат старомодных духов. — Не-ве-ста! — по слогам произносит она, и получается почти смешно. — Обрученная.

— Помолвленная, — вступает в разговор Энтони, выбираясь из-за стола. Твидовый пиджак, тот же самый, в котором его сфотографировали для обложки его книги, тот же самый буравящий взгляд и та же самая улыбка. — Дрозд женится на конопатой подружке, гладиолус не женится на лягушке. Это для твоей коллекции, дорогая, — обращается он к Ванде.

— Верно. Мне нужна ручка!

Она начинает искать ее среди бумаг, разбросанных по столешнице.

— Нелепый глупый антропоморфизм нанес большой ущерб делу феминизма. «Женится на конопатой подружке». А ты, Поппи, как считаешь?

Но я лишь натянуто улыбаюсь.

Понятия не имею, о чем они говорят. Ни малейшего. Почему они не могут просто сказать: «Привет! Как дела?» — как сделали бы все нормальные люди.

— Что ты думаешь об ответе антропоморфизму? Что думает об этом молодая женщина?

Под этим инквизиторским взглядом мой желудок делает кувырок. О господи. Я должна ответить?

Антро… что?

Если бы только он записал свои вопросы и дал их мне, предоставив пять минут на обдумывание (а заодно и словарь), то, может, я и выдала бы что-то умное. Ведь я училась в университете и писала эссе, используя всякие длинные слова, защитила диплом.® А в школе учительница английского даже сказала однажды, что у меня «пытливый ум».

Но у меня нет пяти минут. И словаря. Энтони ждет ответа. И в его глазах мелькает что-то такое, от чего мой язык прилипает к небу.

— Ну, э… Думаю, это… это… интересный вопрос, — мямлю я. — Решающий вопрос нашего времени. Как вы долетели? — быстренько переключаюсь я. Может, мы поговорим о кино или еще о чем-то понятном?

— Бесподобно. — Ванда отрывает взгляд от своих заметок. — Почему люди летают? Почему?

Не знаю, ждет она от меня ответа или нет.

— Э… они летают в отпуск…

— Я уже начала собирать материалы для статьи на эту тему, — перебивает меня Ванда. — «Миграционный импульс». Почему человек чувствует необходимость обогнуть земной шар? Мы идем по древним миграционным путям наших предков?

— Ты читала Берроуза? — обращается к ней Энтони. — Не книгу, а диссертацию?

Никто даже не предложил мне выпить. Тихо, стараясь слиться с окружающей обстановкой, пробираюсь к столу и наливаю себе бокал вина.

— Как я понимаю, Магнус подарил тебе бабушкино кольцо с изумрудом?

В панике подпрыгиваю. Так быстро! В голосе Ванды действительно что-то такое проскальзывает или мне показалось? Она знает?

— Да! Оно… оно прекрасно. — Руки трясутся так сильно, что я чуть не проливаю вино.

Ванда лишь приподнимает брови и многозначительно смотрит на мужа.

К чему бы это? О чем они думают? Черт, черт. Катастрофа неминуема.

— Т-трудно носить кольцо на обожженной руке, — в отчаянии объявляю я.

Вот так. Я даже не соврала.

— Ты обожгла руку? — Ванда поворачивается и касается повязки. — Бедная моя девочка! Ты должна проконсультироваться у Пола.

— Конечно, — кивает Энтони. — Позвони ему, Ванда.

— Это наш сосед, — объясняет она. — Он дерматолог. Светило. — Ванда уже схватила телефонную трубку и наматывает на кисть старомодный закручивающийся шнур. — Он живет напротив, через улицу.

Через улицу?

Застываю от ужаса. Почему все стремительно пошло не так? Ясно представляю, как жизнерадостный старичок с докторским чемоданчиком вкатывается в кухню со словами «Ну-с, что тут у нас?», а все толпятся вокруг и смотрят, как я снимаю повязку.

Может, рвануть на второй этаж и отыскать спички? Или кипяток? Честно говоря, я предпочла бы испытать мучительную боль, лишь бы меня не разоблачили.

— Черт! Его нет дома. — Ванда кладет трубку на место.

— Какая жалость, — выдавливаю я, и тут в кухню входит Магнус, а за ним Феликс.

— Привет, Поппи, — говорит Феликс и тут же утыкается в какой-то учебник.

— Ну вот! — Магнус переводит взгляд с меня на родителей, словно оценивая обстановку. — Чем занимаетесь? Правда, Поппи выглядит еще красивее? Разве она не прелесть?

Он ласково ерошит мне волосы.

Я бы не хотела, чтобы он делал это. Понимаю, он старается быть милым, но я смущаюсь. Ванда тоже не знает, как реагировать.

— Очаровательно, — вежливо улыбается Энтони, словно восхищается чьим-то садом.

— Ты дозвонился до доктора Уилера? — спрашивает Ванда.

— Да, — кивает Магнус. — Он сказал, главное — культурный генезис.