Джорджия Ле Карр - Сексуальный зверь (ЛП)

Исаак поет: «В этом мире нет любви».

— Я попробовал тебя, и ты съедобна, и я желаю тебе сожрать, — рычит он мне на ухо, опуская на пол. Как только мои ноги касаются пола, колени подгибаются. Это не танец. Это соблазнение, такого у меня никогда не было. Примитивное, не завуалированное, неотразимое.

Ошалевшая от его завораживающей похоти и загипнотизированная его глазами, я молча смотрю в его суровое лицо. Соблазнение — это обещание наслаждения и освобождения. Я жду. Наверное, я жду, что он доставит мне его. Его голова пикирует вниз, и рот захватывает мои губы. Он целуется как бандит, обворовывающий бандит. Я не замечаю ничего. Поцелуй длится и длится, и я не хочу, чтобы он заканчивался. Сколько я стою в кругу его рук, пока его рот хищнически поглощает мой, не знаю.

Жар и огонь охватывают низ моего живота.

Все мое тело парит в море ощущений. Я никогда не испытывала ничего подобного. Обхватив меня за спину, он все ближе прижимает меня к себе, будто хочет слиться со мной в единое целое. Он хочет полностью подмять и подчинить меня себе.

Такое впечатление, что внутри нас присутствует что-то такое, борющиеся и пытающееся поглотить другого. Мои бедра вжимаются в его ощутимую твердость, я жажду его. Тяга к нему, как лихорадка. Он прерывает поцелуй, я нахожусь полностью в таком сумбуре, что в состоянии только тупо моргать, смотря на него.

Начинает звучать Fall Out Boy’s Centuries, и Патрик Стамп кричит: «Remember me… for centuries».

Он отпускает меня, смотрит внимательно прищурившись. Как всегда, ощущение опасности, чего-то запретного витает вокруг него.

— Встретимся завтра, — говорит он, его голос звучит настойчиво.

Его обжигающий поцелуй до сих пор чувствуется у меня на губах, его запах остался у меня на коже, словно прикосновение. Никто никогда меня так не целовал.

— Я не могу. Я возвращаюсь в Лондон завтра вечером.

— По ужинаем в понедельник.

— Поужинаем, — тупо повторяю я.

— В Pigeon’s Pie.

Pigeon’s Pie — один из его пабов. Я смущаюсь.

— Ты можешь прийти с Риа, — убеждает он.

Я отрицательно качаю головой и делаю шаг назад.

— Нет, — шепчу я. Я не хочу быть девушкой подруги, которую он собирается трахнуть и потом выкинуть на обочину. Это убьет меня.

— Я буду ждать, — говорит он.

Я разворачиваюсь и скрываюсь в толпе.

За пультом ди-джей кричит:

— Проявите хоть подобие чертового сострадания. Поднимите руки вверх, начинает играть моя самая любимая песня на всем белом свете. Вы со мной?

Я наблюдаю, как она убегает в этих сумасшедших сапогах, которые заставляют меня захотеть облизать ее милые маленькие торчащие пальчики принцессы. Держу пари, ее пальчики пахнут цветами.

— Ты можешь убежать маленькие Сапфировые Глаза, но не можешь скрыться от меня.

Я никогда не был таким до ужаса открытым и веселым. Такое ощущение, что вся кровь отлила у меня от головы и направилась к х*ю. Сквозь толпу я замечаю своего управляющего клуба и подхожу к нему.

— Привет Би Джей, — он вежливо здоровается.

Я киваю. Он действительно хорош в своем деле, но я продолжаю удерживать дистанцию между нами, давая понять, что мы не друзья. Он всего лишь работает на меня, и я его босс. Эту отметку никто никогда не перешагнет.

— Девушка в красном берете, в белых замшевых сапогах и белом платье, празднует с Риа день рождения. Найди ее и не спускай с нее глаз, следи как ястреб. Убери любого, кто попытается с ней заговорить.

Он смотрит на меня выпучивав глаза, поскольку никогда раньше не получал таких инструкций.

— Понял? — спрашиваю немного более агрессивно, чем хотел.

— Да, да, все понял, — быстро отвечает он, подняв вверх руки, как бы защищаясь.

— Хорошо. Видел женщину, с которой я пришел?

— Да, — признается он с опаской.

— Вызови для нее такси, когда она будет готова уйти.

— Хорошо, — говорит он с облегчением улыбнувшись.

— Чтобы не было никаких проблем у красного берета, можешь мне звонить на мобильный в любое время.

— Понял.

— Хорошо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи и спасибо, Би Джей.

Я оборачиваюсь.

— О, и еще одна вещь, проводи красный берет и посади в такси, ты отвечаешь за нее.

13

Я просыпаюсь, когда по краям штор виднеется полоска света. Смотрю на часы у постели и с удивлением обнаруживаю, что почти одиннадцать. Должно быть, я устала намного больше, чем предполагала. Странно, что не пришла мама и не разбудила. Я же сказала ей, что хочу помочь приготовить воскресный обед. Я потягиваюсь в роскошной, прохладной своей детской кровати. И вспоминаю, что произошло вчера, моя рука тянется к губам.

Он поцеловал меня!

Улыбка появляются у меня на губах. Я сажусь и беру мишку, сидящего на полке над кроватью, залезаю назад под теплое одеяло, крепко обнимая своего медведя. Его зовут Грейстоун и он со мной почти 20 лет, но выглядит очень ухоженным, в общем выглядит исключительным для своего возраста и пахнет лавандой. Раз в месяц мама открывает застежку у него на шеи и запихивает пакетики сушеной лаванды. Когда я была маленькой, я всегда разговаривала с ним, и при этом искренне верила, что он отвечает мне.

— Никому не говори, Грейстоун, — шепчу я в сладко пахнущую головку. — Но это было чертовски горячо, я никогда не испытывала такого. У меня даже закружилась голова.

Грейстоун молчит.

Я тихо вздыхаю.

— Знаю, все знаю. Он дал совершенно ясно понять, что ему нужен только секс, но что из этого?

Вчера вечером я была слегка навеселе и убедила себя, что не хочу быть еще одной зарубкой на его кровати, но в новом свете дня, почему бы и нет? Это что-то новое и авантюрное для меня. Кроме того, между нами всегда присутствовало что-то. Почему бы не пойти на это и просто не дать всему перегореть. Я же не буду в опасности, это всего лишь природный зов тела. Я же не собираюсь влюбляться в него или что-то в этом духе, он мне не очень даже нравится.

Я вспоминаю танец, поцелуй, как он облизнул мой пупок, словно помечая свою территорию. Я касаюсь пупка и чувствую немедленную реакцию между ног. Мокрая! Такого никогда не происходило с Лупо и вообще ни с кем.

Я кладу Грейстоуна назад на полку и встаю с постели, решив не думать о Би Джее до завтра, тогда и решу стоит ли идти Pigeon’s Pie. Я открываю дверь спальни и слышу голоса братьев, доносившиеся снизу. Все еще в пижаме, не собираясь заходить даже в ванную комнату, я бегу вниз по лестнице в гостиную. Мама сидит в своем любимом кресле, а трое моих братьев располагаются на длинном диване.