Татьяна Дубровина - Высший пилотаж

Следом за ней выпрыгивает любопытная кошка Белоснежка.

Горькое разочарование… Никаких качелей, никакой горки! И Лорда нет, и ребят, и даже их бабушек. Неприятный, скользкий кафельный пол — на нем чередуются желтые и коричневые клеточки. Похоже на папину шахматную доску, только гораздо крупнее.

А кругом — прутья железной ограды. Только этот черный забор огораживает слишком маленькое пространство, даже меньше кухни. Сквозь прутья видно, как ездят маленькие-маленькие автомобильчики. Они куда лучше, чем у Машиного закадычного друга Леньки. И еще там ходят игрушечные человечки — такие хорошенькие, совсем как живые. Только с пальчик величиной.

Нужно дотянуться до них и взять.

Жаль, ограда слишком частая: ручонка пролезает, а плечо уже нет. Белоснежка бы проскользнула туда, а Маша слишком большая.

Что ж, это не так страшно! Можно попробовать пробраться через верх забора. Ведь Манечка уже знает, как подняться на ножки и стать высокой!

Пункт первый. Подошвы.

Пункт второй. Ухватиться за эти железки.

Пункт третий, последний. Выпрямить коленки.

Да! Как раз на уровне груди, там, где на кофточке вышит утенок, в ограде большая поперечная щель. Даже не щель, а целое окошко, в которое можно просунуть голову… и плечи, и руки…

Идите сюда, заводные человечки! И вы, автомобильчики, тоже сворачивайте ко мне!

Сейчас я вас… Только еще немножко подтянусь на прутьях, а затем оттолкнусь слегка… Вот так, подставь мне свою спинку, верная Белоснежка!

Все идет хорошо…

Все шло бы хорошо, если бы не раздался чей-то истошный, звериный вопль. Не может быть, чтобы мамин:

— А-а-а! Балкон! Восьмой этаж!

Мамины руки вцепляются в Машу крепко и больно. Мамин запах совсем близко, мамино искаженное лицо: рот страшно открыт, как будто она хочет проглотить свою доченьку…

Девочка чувствует, как податливая спинка Белоснежки выскальзывает из-под ног.

Видно: кошка уже по ту сторону ограды и летит, летит прямо к заводным машинкам.

Визжат тормоза, у автомобильчиков разом кончается завод, и они резко останавливаются возле белой киски, которая тоже вдруг стала совсем маленькой и неподвижной, а вокруг нее почему-то растекся красный клюквенный кисель…

Однако все это больше не имеет значения, потому что Манечка на руках у мамы. Мама рядом! Она нашлась! Ей удалось улизнуть от кровожадной волосатой ноги.

Но почему она опять плачет? Теперь уже по-настоящему, навзрыд, а не теми короткими стонами. Непорядок: в доме разрешено реветь одной лишь Маше.

Откуда ни возьмись появился папа. Он не смеется, как обычно. Он молча укладывает в чемодан свою шахматную доску. Похожую на кафельный пол той зарешеченной площадки, которую называют «балконом».

Больше Маша не видела ни папы, ни балкона, ни кошки Белоснежки, названной в честь диснеевской героини.

Они стали жить с мамой совсем в другой квартире, на втором этаже.

К счастью, в этом спокойном жилище страшная волосатая нога с синяком на большом пальце не объявилась ни разу. И вообще, Маша не помнит, чтобы сюда хоть раз приходили мужчины…

Позже, уже спустя годы, они завели новую киску, трехцветную Пуську. Так и коротали дни втроем.

Мама невесело шутила:

— Бабье царство. Три девицы под окном…

Глава 9

Не стать пешке королевой

— Почему вы плачете?

— Машеньке разрешено.

Бездумно произнесла эту фразу — и опомнилась.

Детское видение растворилось, как дымок, оставив после себя лишь тяжесть в груди да мокрые дорожки слез на щеках. Остальное — по-прежнему.

Дача. Электрический свет. Летчик. Он улыбается так, будто у него совсем ничего не болит. А ведь падал-то небось с большей высоты, чем балкон восьмого этажа! Крепкий народ мужчины.

А вот ей — больно. Правда, непонятно где. Везде. И хочется, чтобы кто-нибудь пожалел.

Нет, не кто-нибудь. А именно он, Иоанн Соколов. Или… папа.

Откуда Иоанн догадался о Машином желании?

— Машеньке разрешено, — ласково подтвердил он. — Хорошей девочке все разрешено. Ничего, поплачь!

Слезы от этого полились пуще прежнего. А ведь это стыдно! И потом… нос покраснеет и распухнет. И глаза станут как у кролика.

И вообще: с ума она, что ли, сошла? Больной все еще на полу, а она тут разнюнилась.

— Давайте-ка на диван, я вам помогу. Спать пора, вам нужен покой.

— Кто это сказал?

— Ну… он, — кивнула Мария на дверь, за которой скрылся побитый Белецкий.

— А! Ему, конечно, виднее.

— Все-таки биолог. Понимает.

— Да, понимает. У него, как я видел, вообще губа не дура. Красивую девушку, к примеру, на коленках подержать…

— То есть… вы, значит, видели? А сказали — ничего не помните!

— Да так… мельком… будто сквозь туман!

— Туман, — укоризненно покачала головой Мария. — Сами же и напускаете туману! Не морочьте мне голову. Я не совсем еще идиотка.

— Не совсем, — насмешливо согласился он.

— Ладно. — Как ни старалась Маша, но рассердиться на него не смогла. — Сверху вниз вы хорошо умеете скакать — что с неба, что с кровати. А обратно взобраться я вам все-таки помогу.

— А я помогу мне помогать. Ноги-то у меня в порядке.

— Я заметила. Каратист. Ну, раз-два — взяли!

— Спасибо. А ты спишь наверху? Спальня там, на втором этаже?

— Н-нет…

До Иоанна наконец дошло:

— Боже мой! Так я занял единственное в доме ложе! Дама — на полу! Дудки, так не пойдет.

— Пойдет. Не вздумайте опять спрыгнуть! Для одного дня это уже слишком. Будете лежать как миленький где вам велено.

— Ты за кого меня принимаешь, Машенька?

— А мы что, уже на «ты»?

— Я — да. И ты, кстати, не возражала.

— Разве? Я не заметила.

— Ты плакала.

— Теперь успокоилась, как видите. Так что давайте…

— Давай.

— Ну хорошо. Давай не спорь. Я пока что тут хозяйка.

— Знаешь поговорку: «Хозяин — раб гостя»? Обожаю спать на полу. Это мое любимое занятие.

— Тогда я вовсе не лягу.

— Тогда я тоже.

— Ты уже лежишь.

— Но не сплю. И не усну. Буду бдеть. Итак, чем займемся? Порешаем задачки по аэродинамике?

— Я в физике полный ноль. Как говорила наша учительница — «торричеллиева пустота».

— Зачем же тут все эти книжки?

— Отцовские.

— Вот как… А мне показалось — мы родственные души.

— Родственные? Уволь! Порхать где-то там? — Она подняла пальчик к потолку.

Опять — вспышка памяти. Балкон. Восьмой этаж. Неподвижная Белоснежка в луже крови. Теперь-то Маша отлично понимала, что то был не клюквенный кисель…