Запрещенные слова. Том 2 - Айя Субботина

От его слов.

От его запаха - такого… незнакомого, но сумасшедшего. Держащего меня крепче, кажется, чем любые цепи.

От его близости мозг отключается, уступая место инстинктам. Я хочу, чтобы он заткнул меня поцелуем, чтобы стер этот идиотский разговор.

Хочу сказать: «Поцелуй меня!», но вместо этого сухо, почти официально интересуюсь, сколько он выпил. Пьяным Слава точно не выглядит, но с тормозами у него явно проблемы. И дело не только в том, что я пришла в этот роскошный ресторан в компании его отца, пока он сам торчит у меня во фрэндзоне. Он как будто и так на взводе.

— Видимо, недостаточно, раз до сих пор тебя не ебу, - криво усмехается. Хищно проводит кончиком языка по нижней губе, цепляя маленькое серебряное колечко.

— Зато достаточно, чтобы забыть берега. - Но я сама понятия не имею, где они, хотя в моем рту не было ни капли алкоголя.

— Тебе не нравится, что я говорю? - Взгляд и дыхание снова опускаются на мои губы. На этот раз настолько очевидно, что я чувствую себя почти что поцелованной. А может, просто так сильно этого хочу, что мозг подкидывает фантомные не существующие воспоминания, чтобы я окончательно не сошла с ума?

— Проблема в формулировках, Дубровский, - собираю остаток сил на достойный, как мне кажется, ответ на его стопроцентную провокацию.

— Что не так в формулировке: «Хочу тебя выебать»?

— Может потому что нормальные люди занимаются любовью? Сексом - как вариант? - Господи. Зачем я вообще продолжаю этот разговор? Чтобы что?

Ты его просто провоцируешь, Майя. Сопротивляешься, как героиня той дурацкой книги - потому что хочешь, чтобы он сломал твое сопротивление.

Это настолько очевидно, что в ответ Слава только шире улыбается, показывая белоснежные, почему-то выглядящие очень хищно зубы.

— «Заниматься любовью»? Ты серьезно? - Вскидывает свою чертовски идеальную бровь с маленькой поперечной штангой. Это выглядит так, будто пирсинг придумали специально для него, чтобы «разукрасить» эту хищную красоту. - Нет, Би, тебя нужно только ебать.

— Ты - больной.

— Ебать так, чтобы кричала и выпрашивала - еще, еще… - Ему как будто нравится доводить меня до грани… чего-нибудь, выбирая для этого самые грязные слова. Совершенно намеренно. Без намека на стыд. - Помнишь, Би? Спортивные тачки нужно драть хорошими скоростями, потому что они для этого, блять, созданы.

Я, кажется, больше вообще не дышу.

Не сопротивляюсь, когда Слава кладет ладони мне на талию, легко отрывает от пола, сажает на мраморную столешницу раковины. Холодный камень обжигает кожу сквозь тонкую ткань платья. Он вклинивается между моих ног, его бедра прижимаются к моим, пальцы соскальзывают на колени, рыком разводят так широко, что тянет между ног.

Рывком подтягивает, вдавливает меня в совершенно очевидно вставший член.

— Дубровский, это - женский туалет, - выдыхаю я, и это - последняя, жалкая попытка сопротивления.

— Я достаточно зарабатываю, Би, чтобы заплатить админштраф.

— А у меня нет второй репутации, чтобы отмываться от скандала!

— Би… - Серебряные глаза на секунду фиксируются на моем лице. Не на губах, а как будто он разглядывает меня всю сразу, глядя при этом только в одну точку. - Помолчи, а?

Он безапелляционно притягивает меня за затылок.

Накрывает губами мой рот.

Открывает - и оттуда сразу мой совершенно пошлый стон.

Это не поцелуй. Это - шторм. Наказание. Заявление. Его губы обрушиваются на мои - жестко, требовательно, без единого намека на нежность. Он не просит, он просто берет. Вкус алкоголя, горечь табака и его собственная, ни с чем не сравнимая соленая ярость смешиваются у меня во рту, лишая воли.

Я упираюсь ладонями в его плечи, пытаясь оттолкнуть, но это все равно, что пытаться сдвинуть скалу. Его руки - тиски. Одна сжимает мою талию, вдавливая в холодный мрамор, вторая зарывается в волосы на затылке, с силой удерживая мою голову, не давая отвернуться.

Слава кусает мою нижнюю губу, несильно, но ощутимо, заставляя меня ахнуть, и в этот момент его язык вторгается в мой рот. Наглый, горячий. Такой… знающий, как мне надо. Он подчиняет, помечает территорию. Я чувствую холодный металл штанги в его языке, и от этого контраста - горячая плоть и холодный металл - по телу пробегает судорога.

Мое сопротивление тут же позорно капитулирует.

Я перестаю бороться. Я отвечаю.

Мои пальцы, которые еще секунду назад пытались оттолкнуть Дубровского, теперь цепляются за его рубашку, сминают дорогую ткань. Я притягиваю его ближе, плотнее, как будто хочу забраться ему под кожу, оставить на себе следы его татуировок, даже если между нами много… черт, так много лишнего…

Мои колени сами собой сжимают его бедра.

Я снова вздрагиваю, когда твердый как камень член выразительно толкается мне в промежность.

Я так отчетливо помню, как это - когда между нами ничего нет.

Когда он… господи, так офигенно натягивает.

Он прав, Майка… Признайся уже - тебе хочется поебаться, именно с ним, именно в такой формулировке.

Не сразу понимаю, почему мычу, когда он вдруг разрывает поцелуй, и я, как зачарованная, протестующе тянусь следом, пытаясь вернуть обратно его язык. И этот офигенный стальной шарик - влажный и скользкий.

Слава ухмыляется, челка немного нависает ему на глаза, когда он без стеснения опускает ладонь мне между ног.

— Чулки, Би… - На секунду мрачнеет. - Ты приехала сюда из офиса?

Не понимаю, к чему этот вопрос, по как послушная куколка - киваю.

Ответ ему, очевидно, приходится по душе.

Пальцы - настойчиво, нагло, выше, по резинке.

Я вздрагиваю, втягиваю губы в рот, чтобы сдержать очевидный нервный вдох, когда нажимает поверх белья. Нажимает - как будто точно знает, как именно мне нужно.

— Мокрая, Би, - снова шепчет мне в губы. - Пиздец какая мокрая… Фрэндзона, да? Я до сих пор не поставил тебя раком только потому, что это и правда не самое подходящее место.

— Ты больной. - Зачем я снова это сказала?

— А ты не сдвигаешь ноги, - довольно усмехается, продолжая гладить меня пальцами - по кругу, по скользкому, насквозь промокшему белью, как будто хочет втереть в меня собственную вагу. - Но если кивнешь… натяну тебя прямо здесь - и пошло все на хуй.

Я мотаю головой, но это движение больше похоже на согласие. Я ничего не могу сказать. Я могу только дышать. Или пытаться дышать.

— Трусиха, - посмеивается Слава.

Отрывается от