Запрещенные слова. Том 2 - Айя Субботина

все в порядке. Что мое сердце не колотится где-то в горле, как защемленный нерв. Что меня не душит волна иррациональной, ядовитой ревности.

Господи, я ведь даже толком на них смотреть не могу.

Любая попытка поднять глаза и бросить взгляд на балкон будет слишком очевидной. Слишком унизительной. Я буду выглядеть как жалкая, брошенная любовница, которая не в силах оторвать взгляд от своего бывшего.

Я предпринимаю еще одну попытку сосредоточиться на рассказе Форварда - что-то его первый выход под парусом - но слышу только ее смех - тихий, мелодичный, очень сексуальный. Он падает на меня сверху, как лавина, проникает под кожу, заставляя сжимать вилку до боли в костяшках. Я представляю, как Слава улыбается ей в ответ. Той самой, своей особенной, чуть кривоватой улыбкой, от которой у меня всегда подкашиваются колени.

Нужно прекратить эту пытку. Я не могу сидеть здесь и делать вид, что наслаждаюсь ужином, когда весь этот роскошный ресторан превратился буквально в филиал моего личного ада.

Я откладываю вилку. Делаю глубокий вдох, собирая в кулак остатки своей воли.

— Павел Дмитриевич, - начинаю я, и заранее ненавижу себя за казенный тон. - Я очень ценю ваше внимание. И цветы, которые вы присылали. Правда. Никто и никогда не дарил мне столько. Это очень… щедро.

Он отрывается от своего стейка, смотрит на меня внимательно, выжидающе.

— Но я должна быть с вами честна, - продолжаю, глядя ему прямо в глаза. На всякий случай мысленно скрещиваю пальцы. - Моя жизнь сейчас… очень-очень сложная. У меня много работы, много ответственности. И есть определенные трудности, личные обстоятельства, которые требуют всего моего внимания.

Делаю паузу, подбирая слова. Как сказать ему, не обидев? Как дать понять, что дело не в нем, а во мне? Хотя, если быть до конца честной, дело именно в нем. Точнее, в его сыне.

— Я просто… я не готова сейчас к ухаживаниям. К свиданиям. К новым отношениям. Я ничего не могу предложить такому мужчине, как вы. И было бы нечестно с моей стороны давать вам ложную надежду.

Я замолкаю, выложив все карты на стол. Теперь его ход.

Форвард-старший слушает меня, не перебивая. На его лице - ни тени разочарования или обиды. Только все то же спокойное, проницательное внимание.

— Майя, - говорит он после небольшой паузы, и его голос звучит мягко, снова как будто слегка снисходительно. - Я все понимаю. И ценю вашу откровенность. Но позвольте мне тоже быть с вами честным.

Он откладывает нож и вилку, складывает руки на столе.

— Все то, что вы перечислили, - работа, трудности, обстоятельства, - это все не настоящая причина. Это просто удобный фасад, за которым вы прячетесь от жизни. Я прав?

Прямо сейчас я понятия не имею, что ему ответить. Но Форвард продолжает без моей реплики.

— Настоящая причина сидит вон там, - он едва заметно кивает в сторону балкона, даже не поворачивая головы. - Не так ли?

Меня будто ошпаривает кипятком. Он все-таки знает, что Слава здесь. Он все видел с самого начала. И все это время просто играл со мной.

Наблюдал, как я барахтаюсь в своей лжи, пытаясь сохранить лицо.

— Я… - Пытаюсь что-то сказать, но слова застревают в горле.

— Не нужно, - он легким жестом останавливает мое невнятное мычание. - Я не собираюсь лезть в вашу жизнь. И уж тем более - в жизнь своего сына. Он взрослый мальчик, и сам вправе выбирать, с кем ужинать и с кем ломать себе жизнь. Просто хочу вас предупредить, чтобы вы не тешили себя напрасными иллюзиями… Вячеслав - не из тех, кто ломается под женщину. У него на первом месте - идея, а уже потом - все остальное.

— Разве? - вырывается у меня, с намеком на то, что я своими глазами видела его перед Вольской на одном колене с кольцом.

Форвард, конечно, прекрасно понимает, куда я клоню. Слегка сокрушенно качает головой и, окончательно потеряв интерес к стейку, отодвигает его на край стола.

— От Вячеслава требовалось только одно - соблюдать правила, выполнять свою часть работы, но… Он же бунтарь. Он всегда думает, что прогнет мир под свои «хотелки». Чем закончилась его самонадеянность, я полагаю, вы тоже в курсе.

— Тем, что он перестал быть Форвардом, а стал - Дубровским?

— Еще один бунт - не более, - дергает плечом Форвард, как будто речь идет о постороннем человеке. Как будто это в порядке вещей - взрослый сын, отказывающийся от фамилии отца и всех ее исключительных привилегий. А потом его взгляд становится серьезным, почти жестким. - Я просто хочу, чтобы вы знали, Майя - я никуда не спешу. Я очень терпеливый человек. И умею ждать. Так что готов дать вам время разобраться со своими «обстоятельствами».

— Павел Дмитриевич, спасибо, конечно, за откровенность, но, боюсь, я не трофей.

— Разве? - Он вскидывает бровь, всем видом давая понять, что у него есть парочка убийственных аргументов против.

— Я редко меняю свои решения, - продолжаю отбиваться, хотя это просто смешно - в играх, предполагающих засады и ловушки, он явно на две головы выше меня.

— «Редко», - повторяет, как будто смакует это слово. - Значит, все-таки меняете.

Я собираюсь с мыслями, чтобы придумать какой-то более весомый аргумент, но в этот момент четко ощущаю жжение где-то в районе своего плеча.

Это взгляд.

Он прожигает спину, затылок, кожу. Тяжелый, пристальный, почти физически осязаемый.

Я не смотрю вверх. Я боюсь. Но это точно Слава. Он нас заметил. Он на нас смотрит.

Что он видит? Женщину, ужинающую с его отцом? Деловые переговоры? Свидание?

Кожа под платьем начинает гореть, будто на нее вылили кислоту.

Дыхание сбивается.

Мне срочно нужен воздух.

— Простите, - мой голос передавливает до шепота. - Мне нужно отойти на пару минут.

Я вскакиваю из-за стола, едва не опрокинув бокал с водой. Не глядя на Форварда. Даже не дожидаясь его ответа, почти бегу в сторону дамской комнаты, чувствуя на себе два взгляда - один, холодный и насмешливый, из-за стола, и второй, обжигающий и колючий, - с балкона.

Дверь в туалет кажется спасением. Я влетаю внутрь, толкаю за собой тяжелую дубовую дверь. Здесь тихо, прохладно, пахнет дорогим мылом.

Подхожу к мраморной раковине, опираюсь на нее руками и смотрю на свое отражение в зеркале.

Кисло усмехаюсь - вот сейчас я