Отголоски тишины - Энн Малком

— Так ты собираешься с этой песней на прослушивание в шоу «Американский идол»? — спросил глубокий голос, и мне потребовалось мгновение, чтобы осознать, что обращаются ко мне, и что голос прозвучал ближе, чем раньше.

Передо мной стоял Лаки, небрежно засунув руки в карманы. Он выглядел очень горячим. Горячее любой звезды боевика, на которую мы с мамой пускали слюни. Высокий, мускулистый и весь покрыт татуировками. Казалось бы, бритая голова, кожаный жилет и татуировки, змеящиеся по его шее и телу, должны придавать ему устрашающий вид. Но ничего подобного. Его взгляд был ясным, а улыбка дружелюбной.

Я не могла не улыбнуться в ответ, сосредоточив все свое внимание на нем, а не на парне, стоявшем немного позади него, чей взгляд я ощущала на себе.

— Не думаю, что в будущем меня ждут реалити-шоу, — весело ответила я, подавляя беспокойство и болезненное волнение, вызванное присутствием Киллиана. — Я счастлива в гараже со своей гитарой и группой.

— Группой? — повторил хриплый голос, опережая ответ Лаки.

Киллиан обошел его, встав прямо передо мной. У меня не было другого выбора, кроме как посмотреть на него.

— Даже и не знал, что ты умеешь так петь, Веснушка, — тихо продолжил он.

Лаки взглянул на него и ухмыльнулся еще шире.

Я рассказывала Киллиану о своей любви к музыке во время наших разговоров в столовой, но не объяснила ни ее масштабов, ни того, как пою или играю на гитаре. Мне всегда казалось претенциозным говорить людям, что я «хорошо» пою. Это не то, чем можно хвастаться или кричать на всех углах. Это было мной. Частью меня, точно такой же, как и мои руки. Я бы не стала всем рассказывать, что у меня есть руки.

Я нервно взглянула на него.

— Это случилось недавно. Я не про пение, им я занималась всегда. Я говорю о группе, — пробормотала я.

Лаки хлопнул Киллиана по плечу.

— Что ж, не терпится увидеть твою группу. С такой красивой певицей, как ты, любая группа обязательно станет суперзвездной. Обещаешь поделиться со мной номерком Гвен Стефани, когда добьешься успеха? — серьезно спросил он.

Я не могла не засмеяться.

— Сделаю все, что в моих силах, — торжественно пообещала я.

Он потер руки.

— Отлично.

Киллиан, похоже, не находил Лаки таким забавным. Он был слишком занят, сводя меня с ума своим пристальным взглядом.

Ладно, можно с уверенностью сказать, что я не придумала себе того, что между нами возникло, что бы это ни было.

При осознании этого мой желудок сделал легкий кувырок.

— Простите, — извинилась мама, выбегая из гаража и не сводя с нас глаз. Или, точнее, с Киллиана. Она быстро переключила внимание на Лаки. — Они прятались от меня.

Она вручила ему ключи от взятой напрокат машины, на которой мы ездили, пока наша оставалась на ремонте.

Я не могла не закатить глаза и неохотно отвела их от Киллиана. Мне пришлось. Мама обладала сумасшедшей интуицией; она бы заметила, как я смотрю на него.

— Я же говорила, что нам нужна ключница, — обратилась я к ней.

Мама постоянно теряла ключи. Мне не хотелось вспоминать, на сколько вечеринок, фильмов и ужинов мы опоздали из-за того, что мама по необъяснимым причинам оставляла ключи в микроволновке или в каком-то столь же непонятном месте.

Ее глаза сузились при взгляде на расстояние между Киллианом и мной, или, точнее, его отсутствие, прежде чем сосредоточиться на мне.

— Нам не нужна ключница.

Я подняла брови.

— Где тогда были эти ключи?

Выражение ее лица потеряло часть своей бравады.

— Возможно, в морозилке, — пробормотала она.

Лаки рассмеялся. Я не удивилась, лишь победоносно посмотрела на маму.

Она кинула на меня последний взгляд и повернулась к Лаки.

— Спасибо за все. Полагаю, мастерская пришлет мне счет?

Теперь, когда ее отвлекли, я снова украдкой взглянула на Киллиана. Он все еще смотрел на меня. Он подошел на волосок ближе, и я задержала дыхание.

— Сегодня вечером, — это все, что он прошептал, прежде чем Лаки разрушил чары.

— Уходим, Килл, — заявил он, кивнув на машину у обочины.

Взгляд Киллиана задержался на мне еще на долю секунды. Затем он кивнул на прощание маме, хмуро следившей за ним.

Мы с мамой молча наблюдали, как они уезжают.

— Мне есть о чем беспокоиться? — наконец спросила мама.

Я дернулась, погрузившись в мысли о том, что означало «сегодня вечером», и борясь с бабочками в животе.

— Ты о чем? — спросила я, изображая невиновность.

Она уперла руку в бедро.

— О горячем мини-парне, который мог бы преподавать в колледже курсы по сексапильности, — легкомысленно заявила она.

Я закатила глаза и снова сосредоточилась на гитаре. Лгать я не хотела, особенно маме.

— Из всех вещей, о которых тебе стоит беспокоиться, вроде изменения климата, главенства корпораций и вероятности развития сердечно-сосудистых заболеваний, это далеко не так важно. Это пустяк, — соврала я.

Мама уставилась на меня; ее взгляд слегка смягчился.

— Я не согласна, куколка. Такие вещи, как неизбежная гибель планеты и мое здоровье, меркнут по сравнению с моим маленьким сокровищем. Я биологически запрограммирована беспокоиться о тебе. И буду делать это до тех пор, пока не стану старой, седой и дряхлой, и начну рассказывать своим друзьям в доме престарелых о моей дочери рок-звезде, — тихо сказала она. — Защищать тебя — моя работа. Начиная от тяги к блестящим подводкам для глаз, опасности переусердствовать с пилингом до угрюмых мальчиков-подростков, у которых на лбу чуть ли не вытатуировано «сердцеед», — сообщила она, хмуро глядя на то место, где только что стоял Киллиан.

Я встала и подошла к ней.

— Мне не нужна защита от всего этого. Особенно от сердцеедов. Я слишком занята своим будущим, чтобы беспокоиться о таких тривиальных вещах, — солгала я.

Мама мне не поверила, но промолчала.

***

— Ладно, твоя мама не только настоящая милфа, но и официально самый крутой родитель, с которым я когда-либо общался, — заявил Сэм. — Я и не думал, что такие родители существуют. Они казались мне мифом.

Уайатт пригвоздил Сэма взглядом.

— Чувак, не говори Лекси, что ее мама милфа, это не круто, — отругал он.

Сэм невинно поднял руки.

— Что? Это правда. Сомневаюсь, что Лекси слепая; она знает, что у