Запрещенные слова. книга 2 - Айя Субботина

министр! Пару слов для прессы! – выступает наперерез какой-то из аккредитованных, и явно самый наглый из журналистов.

Вежливо качаю головой и прохожу мимо.

В прессе нас со Славой давно окрестили «парой будущего». Им нравится эта история: гениальный инженер-бунтарь и железная леди из правительства. Красивая сказка. Они не знают и сотой доли того ада, через который нам пришлось пройти, чтобы эта сказка стала реальностью.

Нахожу в толпе знакомое лицо – Орлов.

Он постарел, но держится, как говорится, дай бог всем нам в его годы. После скандала с Резником (который, кстати, все еще судится, пытаясь отбить хотя бы какие-то счета) так и тянет лямку, хотя, насколько я знаю, с Гречко они, после года препирательств, все-таки наладили правильный контакт.

— Майя, - Орлов берет мою руку, целует ее старомодным жестом. - Выглядите сногсшибательно. Как всегда.

— Спасибо, Кирилл Семенович. Рада вас видеть. – Правда рада. – Я слышала, у вас наметился новый крупный контракт…

Он машет рукой, как бы говоря, что обсуждать тут явно нечего.

И снова на меня смотрит – долго, с оттенком обреченности.

— Жалею, - пытается изобразить легкость, но слова правды падают между нами как камень, - каждый божий день жалею, что отпустил вас тогда. Сейчас бы уже нянчил внуков на даче, а компания была бы в надежных руках.

— У компании и так все хорошо, - мягко возражаю я. - «Фалькон» бьет рекорды продаж.

— Но без вас здесь все равно все не так.

Я улыбаюсь ему на прощание и иду дальше.

В VIP-зоне, у самой сцены, стоит Форвард – как всегда, безупречен. Время над ним абсолютно не властно, оно только добавляет ему лоска, как хорошему коньяку.

— Майя, - он салютует мне бокалом. — Слышал, вы сегодня размазали Минфин по стенке. Мои люди в комитете в восторге.

— Они пытались срезать финансирование цифровой платформы, - пожимаю плечами, беря с подноса официанта бокал минеральной воды. Но все-таки позволяю себе легкую триумфаторскую улыбку – мне нравится, что обо мне говорят в таком ключе. Как говорится – два года работы на репутацию, наконец, начинают приносить дивиденды. - Пришлось напомнить им, кто формирует повестку дня.

— Я думал предложить вам надавить через фракцию, - Форвард чуть прищуривается. - Там есть пара рычагов…

— Не нужно, - отказываюсь максимально твердо, но вежливо. - Я уже договорилась с Премьером напрямую. Мы перекинем средства из резервного фонда под гарантии будущей экономии. Постановление уже подписано.

Форвард смотрит на меня несколько секунд, а потом салютует бокалом, как равной.

— Что ж, - усмехается, - мне больше нечему вас учить, Майя. Вы стали опаснее меня.

— Я просто хорошо усвоила уроки, Павел Дмитриевич.

Свет в зале гаснет. Лучи прожекторов скрещиваются на сцене. Гул стихает. Начинается музыка - низкий, вибрирующий бас, от которого дрожит пол.

На сцену выходит мой Дубровский.

На нем черные брюки и черная рубашка с закатанными рукавами, расстегнутая на пару пуговиц. Он немного отрастил волосы, и сейчас снова носит их завязанными в маленькую петлю н затылке. Он выглядит диким, опасным и невероятно красивым в этом остром свете софитов.

Слава не говорит заученных речей – просто подходит к накрытому тканью объекту в центре сцены.

— Многие говорили, что это невозможно, - его усиленный микрофоном голос, звучит бархатно и уверенно. - Что законы физики нельзя обойти. Что страсть нельзя оцифровать. Что электрический байк никогда не даст тех же эмоций, что и бензиновый монстр.

Он кладет руку на ткань.

— Они ошибались…

… и срывает покрывало.

Зал ахает.

«Игнис» - черный, на тысячу процентов хищный и матовый. Он не похож на мотоцикл – скорее, на похож на сгусток энергии, застывший в металле и карбоне.

И он почти так же прекрасен, как мой муж.

Слава рассказывает о своем детище - о двигателе, о развесовке, о том, как эта машина считывает движения пилота. Говорит страстно и увлеченно, забыв о камерах и VIP-гостях.

Забыв обо всем на свете, потому что он в своей стихии.

Я стою в первом ряду и вижу, как женщины в зале пожирают его глазами.

Вижу, как шепчутся, покусывая губы.

Полгода назад моей муж снялся топлес для обложки «Men’s Life» - журнала о мужчинах и для мужчин, который скупают в основном женщины. Я была не против, тем более, что моему Дубровскому действительно есть что показать кроме своих блестящих мозгов. Но сразу после выпуска я, признаюсь, была рада, что у него нет социальных сетей – вал фанаток был… впечатляющий.

После этого я отношусь к ревности... философски.

И практически ее не испытываю, потому что…

… в какой-то момент Дубровский замолкает. Поднимает голову. Серебряный взгляд ищет кого-то в темноте зала.

Находит меня.

Его лицо меняется - исчезает маска презентатора, растворяется напряжение, за которым проступает та самая, только мне одной знакомая хулиганская улыбка.

Он подносит пальцы к губам и посылает мне воздушный поцелуй.

Прямо со сцены, под прицелом сотен камер, наплевав на протокол и статус.

Зал взрывается аплодисментами, кто-то свистит. А я чувствую, как горят мои щеки и как сердце распирает от гордости, что вот этот роскошный красавчик – весь мой, со всеми своими татуировками, пирсингом и гениальность.

Презентация заканчивается овациями. К Славе невозможно подойти – инвесторы и журналисты облепили его как мухи.

Я терпеливо жду в стороне, потягивая воду. Я знаю, что он сейчас чувствует и как ему хочется сбежать.

Минут через десять Слава вежливо, но твердо отодвигает какого-то шейха, пробивается сквозь толпу и идет прямо ко мне.

— Укради меня, - шепчет мне на ухо, обнимая за талию и прижимая к себе так крепко, что у меня перехватывает дыхание.

Вспышки камер слепят, фотографируют, но нам одинаково наплевать.

— Могу предложить только Бугаево, - это наш маленький условный сигнал, что выходные будут уединенные и очень горячие.

— Я ждала этого весь вечер, - шепчет мне в ухо Дубровский, не выдвигая – как всегда – ни одного «против».

Мы сбегаем через служебный выход, как подростки.

Прыгаем в «Фалькон».

Слава садится за руль, вдавливает педаль в пол.

Мы вырываемся из города, наслаждаясь нашим любимым плейлистом – звуками вечерней трасы, скорости и легкого рокота электромотора.

Напряжение вечера отпускает.

Я откидываю спинку сиденья. Снимаю туфли, наслаждаясь божественным моментом облегчения. Скатываю по ногам чулки – медленно, не таясь.

Слава косится на меня, в ответ на мои откровенные