Полный спектр - Тери Нова

Все, кроме одного, за которое я пообещал ей держаться.

Теперь пятнадцатилетний Линкольн и шестнадцатилетний Джош застряли здесь, потому что их семьи жестоко истреблены, и Роддс решил, что так будет лучше. Для него в порядке вещей принимать решения за других, вправе ли я винить его. Кто знает, быть может, со временем Джош и Линк тоже привыкнут, но пока, глядя на потерянных и ожесточившихся парней, я едва ли могу разглядеть в них старые черты. Беда всех сломленных людей, однажды навсегда лишившихся детства. Что возвращает меня мыслями в ту ночь, когда маленькая отважная девочка не дрогнула перед лицом опасности.

Оставило ли все это на ней тот же след?

Сбился со счета, сколько раз за четыре года мне приходилось задаваться этим вопросом, в один из дней я просто не выдержал и попросил Роддса рассказать, что с ней стало. Он был немногословен, коротко упомянув о монастыре, и тогда какая-то крохотная часть меня одновременно преисполнилась любопытства и желания никогда больше не спрашивать. Но еще до того, как покинул кабинет, я взял со стола первое, что подвернулось под руку, и оставил короткое послание, просто чтобы она знала, что я помню. Ее последние слова были нетипичным напутствием от такой крохотной девочки, но я продолжаю ему следовать, ведя счет каждой спасенной жизни.

В нашем деле так много тьмы и хаоса, что порой проблески света, сотканные из понимания, что мы хоть немного облегчаем вселенский груз, помогают. Таблица со счетчиком устраненных целей неизменно мелькает на каждом собрании, к которым теперь у меня есть допуск. Для меня это не просто цифра, она имеет гораздо более весомое значение, потому что один мертвый ублюдок в действительности равен десяткам, а то и сотням тех, кто мог пострадать от его рук.

Это знание помогает мне не свихнуться, не думать о доме и Шай, о той девочке Ремеди – теперь я знаю ее имя – и спать по ночам, когда тишина доводит до сумасшествия.

– Бросай! – с вызовом в зеленом взгляде произносит Джош. У меня складывается ощущение, что балансирование на грани опасности для него так же важно, как для меня. Так легко убаюкать демонов, когда ты сам один из них, и еще проще их истреблять.

Я ухмыляюсь, предвкушая веселье, и выбрасываю руку ладонью вверх, чувствуя резкое скольжение стали по разогретой коже. В этот момент рукоятка ножа становится продолжением моей руки, она продолжает ею быть, даже когда контакт прекращается и нож летит в цель. Словно я сам за секунду преодолеваю расстояние нескольких ярдов и вонзаю лезвие в деревянную поверхность, слегка царапая шею Джоша в качестве предупреждения. Его темная бровь взлетает вверх, он точно знает, что это было намеренно, и крошечное подобие слабой улыбки дергает мускул на его челюсти.

– Не зазнавайся, – просто говорю я, быстро теряя интерес к нашему занятию.

– Моя очередь! – Линк встает, перекладывая топор из одной руки в другую, прикидывая его вес и рассчитывая данные для своего броска.

– Какого черта! Вы думаете, что делаете? – Низкий грубоватый голос прерывает тишину в тренировочной зоне, когда Дункан – наш тренер по боевым искусствам – входит в помещение.

Его суровые глаза на секунду расширяются при виде итогов импровизированного поединка на маркерной доске в углу. Линку пока не хватает навыков, поэтому я лидирую, но это также значит, что Джош мог лишиться одной из частей тела или нескольких как минимум пять раз за сегодня. Губы Дункана сжимаются в неодобрении, когда он с силой отнимает топор у своего любимчика, пригвождая Джоша взглядом.

– Тебе жить надоело? – Он почти рычит, но все мы прекрасно знаем, что за злостью скрывается страх и забота. Дункан, пожалуй, единственный в «Стиксе», кому действительно на нас не плевать. Ходят слухи, что он потерял всю свою семью – жену и детей – много лет назад прямо перед тем, как вступить в ряды наемников. Но он исповедует честное насилие, направленное только на тех, кто действительно того заслуживает, поэтому предпочитает тренировать, а не размахивать дубинкой налево и направо. – На вашем месте я тусовался бы с девчонками, вот где ваши навыки выпендрежа сгодились бы лучше.

– Лично я берегу себя для большой любви, – прикладываю руку к сердцу, мечтательно вздыхая.

Дункан чешет густую темную бороду с проседью, качая головой, а затем с грохотом швыряет топор обратно на стол, полный других видов оружия.

– Возможно, не мне это говорить, – тихо вздыхает он, оглядывая нашу троицу, – но вам всем здесь не место. Чертовы дети… – Здоровяк снова вздыхает, отворачиваясь к двери. – Любой идиот с парой рук может хвататься за оружие и притворяться, будто в его руках что-то ценное, способное управлять чужой жизнью. Попробуйте разобраться хотя бы со своей, без раздутой бравады и железок.

На этих словах он направляется к выходу, заставляя нас задуматься над значением сказанного. За некоторое время до исчезновения Шай казалось, будто я познал великую тайну жизни, и мне все подвластно, ведь я уже достаточно взрослый, чтобы попробовать алкоголь или впервые потрахаться. Позже, когда все рассыпалось в пыль и на утесе появился Роддс, настало время обдуманных и взвешенных решений. Только вот и это, увы, было иллюзией, потому что на самом деле я и тогда не понимал, насколько «хотеть» и «быть» отличаются друг от друга.

И вот мне двадцать, я видел смерть, делал ужасные вещи и сотню раз задавался вопросом, стоило ли садиться в ту машину? Каждый раз, думая над ответом, я понимал, что крупица за крупицей теряю часть себя. Настолько, что шучу с жизнью друга, не задумываясь о последствиях, ведь вероятность, что рука дрогнет, а нож полетит не туда, все еще существует.

Отбрасываю орудие в сторону и тянусь рукой в карман снаряжения для тренировки, вытаскивая оттуда упаковку лакричных жевательных конфет. Теперь это мой якорь, средство прийти в себя и прочистить голову. Ребята думают, что они напоминают мне о погибшей сестре, но все гораздо сложнее. Жизнь вообще чертовски сложная штука. Отвратительный травяной смрад перебивает фантомный металлический привкус крови во рту.

Я должен спасать, а не разрушать, вот почему я сел в ту машину, и Ремеди – ярчайшее тому подтверждение.

* * *

Поздняя тренировка заканчивается, и, хотя пропитанное потом и кровью тело гудит от боли, я все еще немного на взводе. Когда тебе двадцать, едва ли найдется с десяток способов