Игры со льдом - Ринат Рифович Валиуллин

все время хочешь докопаться до истины.

– Хорошо. Давай уже начистоту. Женщины – это космос, и тела у них космические, а мужчины – это просто корабли, которые летают от тела к телу в поисках жизни. Так зарождается новая жизнь.

Поэтому женщины следят за телом, а мужчина за деньгами, чтобы их содержать. Как тебе такая правда?

– А ты еще, оказывается, и поэт?

– Только под гитару. Есть гитара, я сыграю.

– Нет, но правда твоя смертельно прекрасна, вряд ли в моей жизни уже может быть что-то лучше. Сейчас отдышусь и пойду убью себя. Все, можешь натягивать штаны.

– Зря ты уходишь. Вряд ли ты найдешь еще такого.

– Слава богу.

Сон был мутный, Макс то приходил в себя, то уходил вновь.

– Как твое свидание вчера? – спросил я Вику.

– С тобой?

– Со мной.

Вика с треском сломала вафлю и промолчала.

– Не пришел, – понял я. – Ну и дурак.

– А что с рукой?

– Ничего.

– Вот и я говорю, где рука?

– Она у Гузи, я потом заберу.

Макс вновь проснулся и уставился в потолок. Он так и не понял, приходила медсестра или нет. Перед глазами снова возник тот самый момент, когда Макс забил гол. Он точно видел, что забил, откуда же сомнения? «Да, точно она приходила. Я помню ее мягкий голос и рука мягкая, а укол? Он не ощутил этот укус», – нашел Макс рукой место укола, успокоился и вернулся в сон.

– Товарищ сын, задание вам доставить шайбу в ворота соперников, – достал отец из-за пазухи шайбу и протянул Максу. – Задание трудное и ответственное. Времени в обрез. Действовать надо сверхсрочно. На все про все всего несколько секунд. Справишься? – снова посмотрел он на шайбу.

– Так точно.

– Нападающий Беляев, вопросы есть?

– Никак нет, – взял я шайбу и сунул в карман.

– Выполняйте.

– Есть. Разрешите идти?

– Бежать на всех коньках сразу после вбрасывания. Оркестр, марш.

Болельщики на трибуне начали кричать: «Шайбу, шайбу!» Отец достал из-под стола барабан и стал бить.

Макс покатился по льду и в очередной раз пережил радость гола.

– Ну что, доставил?

– Так точно.

– Прямо в ворота?

– В самый уголок.

– А вот по моим сведениям разведки шайба не попала.

– Да как же не попала, если я сам видел.

– А вот так вот, пролетела мимо.

– Да быть такого не может.

– Быть или не быть, вот в чем вопрос.

Сценарист: Здесь камера снова показывает крупным планом лицо Макса. Он уверен в себе, хотя и чувствует себя не очень, потому что не успел ответить Быстрову. Ему дико захотелось тому вмазать сейчас. Он даже подумать себе не позволил, что хоккей для него закончился.

Режиссер: Все отлично, но что-то не то, чего-то главного не хватает. Сомнения, откуда они взялись? Он же никогда не сомневался раньше. Макс был силен, он никогда без повода никого не бил, но и себя в обиду не давал. Путем неимоверных тренировок он растворил все свои слабости, он научился их преодолевать, так же как и боль, он все воспринимал с юмором и позитивом. И мне не нравится, что он так долго лежит. По сути и по характеру он вожак, он должен вести за собой команду. Подумай, что тут нужно. Нарисуй, как он умеет переживать боль, раз уж у него травма. Достань что-нибудь из детства, придумай.

Сценарист: Да, пожалуй. Я исправлю здесь.

Сцена 6

День рождения Ленина – праздник для всех ленинцев. Субботник для всей страны. Мы быстро выполнили задание партии. Гришка остался сдавать лопаты после субботника, а мне надо было домой, погода была весенняя, как и настроение, я не стал ждать автобус и пошел один. Всего-то восемь километров. Горы вдали, кое-где на них уже черные проплешины улыбались щербатым ртом зимы. Я вглядывался в горизонт и не заметил, как по дороге меня догнали три чувака с соседнего района, один длинный, двое пониже. Я их знал, знал, что они меня не очень любили.

– Ты с понтом гитарист? Круто играешь, да? – обступили они меня. Говорил Длинный.

– Ну, играю.

– А что играешь?

– Да все играю.

– Ты типа ансамбль организовал и решил, что теперь все бабы твои?

– Да не все. Зачем мне все. – Некуда было мне отступать.

– А что с Викой у тебя? Вика тебе нравится? – Высокий мелкими пощечинами дразнил меня, пытаясь задеть лицо, я уворачивался, понимая, что без драки не обойдется. Я понял, что это тот самый Быстров, про которого сочиняла Вика. – Не бойся, отвечай, когда старшие по званию к тебе обращаются. Вижу, что нравится. А ей нравится, как ты играешь на гитаре. Нравится же? Сам знаю, что нравится. Бабы без ума от гитаристов. Может, и нам споешь? – обернулся он к двум своим корешам. Те загоготали в ответ. – Вдруг нам тоже понравится, и мы тебя отпустим. Ну что, сыграешь напоследок, пока у тебя все целое? А то сломаем тебе руку.

– Ой, только не надо портить имущество.

– А ты шутник, да? Ты все шутишь, а мы нет. Будешь играть?

Я не понимал, на что они намекают. Мне хотелось быстрее от них отвязаться.

– Гитары нет, – собрал я свои пальцы в кулаки и втянул в рукава.

– Тебе еще гитару. Играй на клюшке, ты же умеешь на клюшке. Гитару ему. Больше ничего не хочешь? – Неожиданно Длинный ткнул мне кулаком в челюсть. Я не успел увернуться, но устоял. Следом верзила хотел добавить другой рукой мне по лицу наотмашь, но я ее перехватил. Завязалась драка. Я успел дать Быстрову коленом в живот, после чего двое его дружков повалили меня на землю. Длинный придавил мою левую руку: – Саня, режь ему руку, режь.

– Где резать-то? – задрожал голос Сани. Розочкой от бутылки Саня проткнул мне ладонь и порвал сухожилия (это выяснилось позже). Я почувствовал резкую боль и на мгновение отключился.

– Все, валим, – услышал я голос Длинного, очнувшись. Лежа, я посмотрел на свою руку. Из ладони хлестала кровь. Я поднялся и пошел в сторону дома. В голове шумело. Под ногами хрустела снежная симфония в два такта. Свежий снег играл одну и ту же композицию из двух аккордов. Кровь капала на белый снег, оставляя следы, словно я должен был запомнить дорогу,