Игры со льдом - Ринат Рифович Валиуллин

каток обязательно сходим вместе. Я тебе покажу, что умею. Только не говори мне, что ты всю жизнь будешь заниматься хоккеем?

– Не скажу. Когда отец подарил мне видеокамеру, я сразу стал мечтать, что буду режиссером. Я снимал все подряд и пытался придать этому какой-то особенный смысл. Таланта в этом было немного, но мне нравилось.

– И что дальше?

– А дальше я всех достал с этой камерой, и я решил, что лучше я пока поиграю в хоккей, положил ее в коробку, так она там пока и лежит.

– Жаль, что ты не стал режиссером, – рассмеялась Вика. – Но я все равно очень рада, что вчера золотая рыбка исполнила мое единственное желание: ты подошел ко мне. А на тебя я не обиделась, что домой собрался. Я тебя и люблю за это.

– За что?

– Ты деликатный, скромный. Сам в себе. Как я. Мы с тобой как брат и сестра. Я приготовила салат и борщ, давай тебя накормлю. Голова не болит?

– Болит все, кроме головы.

– Что ты имеешь в виду?

– Диван, – кинул я взгляд на наше девственное ложе. – Я не пойму, как мы размещались столько времени на этом узком топчане?

– Тела моего просто не было с тобой, а просто мой дух. Вот мы и умещались легко!

– Но я точно помню, что я был в твоем теле раза три.

– Тебе приснилось, Макс, меня вообще здесь не было. Я дома спала!

– Да. Странно. Но я же до сих пор пахну тобой!

– Милый, ты пропах моим сильным духом. Навязчивые мысли часто материализуются.

– Ты хочешь сказать, что осталась девственницей?

– Конечно. Посмотри на диван: кровь есть? Крови нет!

– Так, значит, у тебя уже до меня кто-то был?

– Ни до тебя, ни после тебя. Никого! Ха-ха-ха! Ты напился самогона вчера и уснул. А я пошла домой, чтоб тебе не мешать. Выпей самогончика, опохмелись, в голове все прояснится, – налила она мне еще рюмку.

Я выпил и обнаружил, что сижу абсолютно голый. Я посмотрел по сторонам в поисках своей одежды.

– А где моя рубашка?

– Какая рубашка?

– Какая, какая – белая.

– А-а! Милый, ты вчера залил ее вином, и я отнесла ее домой постирать. Сушится висит.

– Ну и в чем я теперь пойду домой?

– А с чего ты решил, что пойдешь домой? Зачем? Сегодня на почте выходной, мы одни. Завтра рубашка высохнет и пойдешь в школу.

– Я не хожу в будни в белой рубашке в школу.

– Ну и не пойдешь завтра в школу! Система у нас простая: утром почту человек забирает, а вечером почту приносят. Всего два раза в день. Остальное время мы одни! Понимаешь? Здорово? Когда человек придет, посидишь в кабинете минут десять. И все дела!

– Если бы. У меня еще тренировки и музыкалка! Ну ладно, дух ты мой непорочный, что мне надеть? Холодно же.

– Странно, ночью тебе было жарко.

– Вика, хватит дурачиться, давай мою рубашку.

– А ты мне без рубашки больше нравишься! Понимаешь? На тебе мой свитер, согрейся! Только борщом не залей!

Она сняла свой свитер и кинула его мне.

Потом внимательно смотрела на то, как я его на себя надеваю. Потом с удовлетворением добавила:

– Мальчик мой, ну как ты теперь, согрелся? А я что-то озябла, ослабла, видимо! Ха-ха, – вывела меня своим озорным смехом из любовного анабиоза Вика. – Пойду накину что-нибудь, – зашла она в кабинет и скоро вернулась в моей белой рубашке. Та была помята, и внизу красовалось алое пятно. Это было то самое пятно ночных воспоминаний, которое ни в коем случае не хотелось стирать. Теперь оно закрывало некоторые пробелы моей личной жизни, легко захватившей пространство жизни общественной.

* * *

Макс снова очнулся, он лежал на белых простынях, как на льду. Сейчас ему как никогда не хватало того вязаного свитера из теплого сна. Лед его больше не грел. Макс уходил в сон и возвращался вновь. Где-то вдалеке он слышал голос медсестры, которая принесла ему какую-то таблетку и поставила на тумбочку стакан воды, тот был наполовину пуст:

– А можно другой стакан.

– Какой другой?

– Наполовину полный.

– Есть только такой.

– Значит, я умираю.

– Я-то что могу сделать?

– Я умираю, сделай мне французский поцелуй.

– Это все?

– Думаю, он меня спасет.

– Не думаю, просто ты хочешь умереть красиво, как чупа-чупс.

– Может быть. Наверное, но мне хочется сделать еще несколько ходов. Хоккей как шахматы. Вы умеете играть в шахматы?

– Конечно, там ни в коем случае нельзя показывать сопернику козыри.

– Может, ты имела в виду карты?

– Не важно, в этом и заключаются шахматы.

– Карты Сбера все решают.

– У вас есть безалкогольный виски? Можно мне двойной.

– Это обычная вода. А вы шутник.

– Будь я другим, я бы давно уже пил виски на том свете.

– Надо верить в лучшее.

– Будь я верующим, зная, что там меня ждет лучшая жизнь, я бы не моргнув покончил с этой. Но я моргаю, и с этим очень трудно покончить, моргаю и иду дальше, в свою жизнь. Я не знаю, что ждет меня за поворотом, надеюсь, там будет кафешка, где я смогу перевести дух.

– Будет, будет вам и кафешка. Вам надо поспать.

– Если бы мне доказали, что после смерти меня ждет другая жизнь, я бы прикончил свою оригинальную копию прямо сейчас.

– Вы, жуткие безобразники, умеете красиво жить. Я знаю, девочки за вами бегут по пятам.

– Не суди себя строго, просто бей сковородкой по голове. Или хотя бы ладошками по лицу. Пощечины нейтрализуют чувство вины.

– Я запишу все это на диктофон и, когда ты проснешься, дам тебе послушать.

– Хорошо. Начни с того, что я тебе нравлюсь.

– Дурашка.

– Все дураки, кроме меня, это наша философия.

– Я тебе не подружка, я – медсестра, мое дело делать уколы в попу или в вену.

– Чувствую острый недостаток нежности в крови.

– Нет, приключений на свою задницу. Разворачивайся.

– Жаль, а ты симпатичная.

– Даже не пытайся.

– Ты можешь сказать, что я лгу. Зато как. У меня есть подруга.

– Хорошо, я могу познакомить ее со своим братом.

– У тебя же нет никакого брата.

– Ты серьезно? Жаль. В детстве я все время хотел братика. А ты?

– Когда ты был маленьким, твоей любимой игрушкой был экскаватор?

– Почему?

– Ты