Запрещенные слова. книга 2 - Айя Субботина

— Мне вообще плевать, что она думает.

— Вот поэтому, - Дубровский подвигается ближе и слегка ссутуливается, чтобы прижаться лбом к моему лбу, - не парься. И не ругайся из-за меня, ладно?

Я собираюсь сказать ему, что моя настройка «ругаться всегда» в мою мать вшита по-умолчанию, но вместо этого просто киваю и иду вслед за ней.

Она за порогом, разглядывает небольшой хаос в центре моей студии, который я собиралась убрать уже после визита Игоря. Для ее помешанного на чистоте и порядке мозга все это выглядит как сошествие всадников Апокалипсиса. Для нее это просто подарок – идеальная сцена для драмы под названием «Страшно неблагодарная дочь».

Я становлюсь в метре от нее, скрещиваю руки на груди и запускаю мысленный таймер – даю ей десять минуть, после которых – не важно, на какой ноте мы остановимся – она уйдет. Я не собираюсь тратить свои единственные выходные на ее истерику и неоправданные ожидания.

Дверь за мой спиной едва успевает закрыться, как мать тут же резко поворачивается на пятках и заряжает в меня громкое, как сирена:

— Ты с ума сошла?! - Ее крик бьет по ушам, рикошетом отскакивая от голых стен. - Ты в своем уме?!

Я морщусь, уже раздумывая, не стоит ли сократить время на таймере до пяти минут. Вряд ли ей нужно больше, чтобы облить меня и Славу помоями с ног до головы. С этой задачей моя мать справится секунд за тридцать.

— Кто это?! Что это за… за… - Она не может подобрать слов, задыхается от возмущения. – Он уголовник?! Он же весь… господи, в наколках!

— Это татуировки, - пытаюсь говорить спокойно, не поддаваясь на ее провокации. Объяснять разницу между тем и другим – задача неблагодарная, но я делаю это не для нее, а для нас. Ставлю галочку напротив пункта «ну, я хотя бы попыталась».

— Что?! Боже, Майя, он наркоман?! – Она, конечно, не слышит. Даже не пытается услышать. Начинает метаться по комнате и стук ее каблуков неприятно колотит по барабанным перепонкам. – Майя, я поверить не могу, что ты связалась с этим… отбросом!

— Ты либо немедленно сменишь тон, - чуть-чуть повышаю голос, - либо наш разговор продолжится в лифте. По дороге вниз.

— Я приехала… - Мать с шумом втягивает воздух через нос, пытаясь успокоиться, но скорее для вида, потому что в ее голосе все равно звучит неприятный надрыв. - Я приехала поговорить с тобой о Лиле! О том, что ты поощряешь ее роман с этим… нищебродом!

Я уже давно не удивляюсь ничему, что выходит из ее рта. Была уверена, что ошарашить меня чем-то новеньким у нее уже не получится, но – моя мать все-таки полна сюрпризов. Жаль, что неприятных.

— Нище… - Я кривлюсь, потому что такие словечки для меня хуже, ругательства. – Сергей – прекрасный человек, он настроен по отношению к Лиле максимально серьезно и очень ей нравится.

— Что он может ей предложить?!

— Больше чем ты, когда я перестану спонсировать твою красивую жизнь.

По глазам вижу, что она и не собиралась меня слушать, но такая «неслыханная грубость» заставляет ее на минуту споткнуться.

После той истории с Лилькиным аферистом, я заметно урезала ее финансирование, но полностью оставить ее существовать только на госпенсию не могу – у меня для этого есть множество личных причин, одна из которых называется «папа». В целом, можно смело сказать, что она ведет образ жизни, который многие просто не могут себе позволить, но все это – моя заслуга. Заслуга неблагодарной дочери, которой она никак не может простить, что на заре своей карьеры она отказалась отдавать ей все свои деньги.

— Если ты еще раз скажешь хоть что-то подобное, - предупреждаю заранее, видя, что она набирает полные легкие воздуха и очередной порции словесных помоев, - я больше не дам тебе ни копейки.

Она резко захлопывает рот. Дергает вверх дрожащий подбородок. В детстве меня это страшно пугало, а сейчас кажется смешным.

— Я хочу, - мать еле разжимает сведенным злостью челюсти, - чтобы ты, во-первых, перестала потакать фокусам твоей сестры, а во-вторых…

— Нет, - перебиваю. – Ничего из того, что ты хочешь, я делать не собираюсь. У нас с Лилей свои головы на плечах, мы как-то справимся без твоих планов на наши жизни.

Она смотрит на меня с таким отвращением, как будто я – таракан.

Я молчу. Стою, прислонившись к полке и даю ей выплеснуть яд.

По моим личным подсчетам, у нее на это примерно пара минут, после которых – досвидос.

Ее терпения хватает ненадолго – после короткой паузы несется лавина новых обвинений, претензий, упреков и оскорблений. По кругу. По кругу.

— …я не для того тебя растила, Майя! — Не для того… чтобы в итоге сошлась с каким-то ублюдком из наркоманского притона!

Щелчок.

Он просто звучит внутри моей головы, включая процесс моментальной заморозки.

— Рот закрой. - Говорю это тихо. Без крика.

Но достаточно холодно, чтобы бесконечная лавина несущейся из ее рта гадости, налетела на преграду.

— Что? - переспрашивает она, не веря своим ушам.

— Я сказала, - делаю шаг к ней, - закрой. Свой. Рот. Мама.

— Да как ты…

— Я СКАЗАЛА — ЗАКРОЙ РОТ! - рявкаю я. Так, что в окнах дребезжит стекло.

Она отшатывается. Впервые в жизни я на нее наорала. Не огрызнулась. Не попыталась вразумить, а заорала.

— Ты, - чеканю каждое слово, - не будешь. В моем доме. Оскорблять. Мужчину, которого я люблю. Ты меня хорошо услышала?

Первые секунды в ее глазах отражается шок, а потом – новая порция ярости, потому что она не была бы собой, если бы поняла с первого раза. О такой роскоши, как понять и не вмешиваться, я уже давно даже не мечатю.

— Любишь?! – Мать вскидывает руки. – Любишь кого, Майя?! Ему же… ему же… сколько? Нет еще и тридцати! Он вообще что-то знаете о том, как зарабатывать, содержать семью? Или ты просто взяла его как собачонку?! Слышала, это сейчас модно!

— Не тебе рассуждать о том, кто и кого должен содержать! – рявкаю еще раз, и теперь она все-таки замолкает. Ненадолго, конечно, но мне достаточно, чтобы ответить на ее очередную претензию открытой довольной улыбкой. – И ты почти угадала – ему действительно