Изабель Вульф - Разлуки и радости Роуз

Пять дней я лежала на кровати и плакала. И вдруг ты тоже начала плакать. Мы были безутешны, мне казалось, мы обе утонем в слезах. Мне было так одиноко, так больно от горя, шока оттого, что мой ребенок все время кричал, — думаю, тогда я повредилась рассудком. Но маленький голос в моей голове твердил, что я должна поступить так, как сказал отец. Я знала, что другого пути нет. В один момент я превратилась в одну из «тех девиц», в незамужнюю мать. Я знала, что даже если мне захочется тебя оставить — а мне хотелось, — мне никогда этого не позволят. В те времена почти все дети, рожденные вне брака, попадали в приют — некоторых отбирали насильно. Разве я, шестнадцатилетняя девчонка без денег, без работы, без мужа, могла оставить тебя, Роуз? Хотя у меня разрывалось сердце, я понимала, что мне придется тебя отдать. Я решила отнести тебя в местный приют, где бы он ни был. Но я ни в коем случае не хотела, чтобы они узнали, кто я такая. Я бы просто оставила тебя там и убежала.

Итак, на следующее утро, первого августа, я написала коротенькую записку с твоим именем и просьбой позаботиться о тебе и положила ее в конверт. Я приложила к записке одну вещицу — золотой кулон с браслета, который никогда не снимала. Я знала, что, если произойдет чудо, и мы когда-нибудь встретимся, по нему я смогу тебя узнать. Потом я надела на тебя лучший прогулочный костюмчик, обернула хлопковым одеяльцем и вышла на улицу. Но из-за шока я совершенно не продумала свои действия. Во-первых, у меня не было коляски, и пришлось нести тебя на руках. И я не знала, где находится детский приют. Мне не хотелось привлекать к себе внимание, поэтому я просто шла по улице. Мне почему-то казалось, что я вот-вот увижу вывеску с надписью «Приют», и мне нужно будет только войти. Но дом миссис Уилсон был далеко от центра города, и я пошла не в ту сторону, поэтому пришлось повернуть и идти обратно. Но я все равно не могла найти приют. Прошло два часа, я ужасно устала нести тебя на руках, хотя к счастью, ты спала. Последние пять дней я почти ничего не ела и была очень слаба. И тут у меня появилась идея. Я решила отнести тебя в городскую ратушу. Я знала, что, если ты попадешь в руки властей, они передадут тебя в агентство по усыновлению. Я знала, что ратуша должна быть где-то на главной улице. И хотя в городе было пусто — все уехали на выходные, — я все же держалась подальше от главной дороги. Я свернула на боковую улочку и оказалась на стоянке за супермаркетом. И внезапно меня словно током ударило. Вдалеке я увидела — а может, мне просто показалось — одну девочку из Кемсли, Нору Бейкер с мамой. Они жили в конце Колдхарбор-Лейн. Мы с Норой вместе учились в школе. Я запаниковала. Нельзя было, чтобы они меня увидели, но они были уже близко. И как раз в тот момент ты проснулась и начала кричать. Нора и ее мать переходили дорогу, и, хотя пока они меня не видели, я пришла в ужас. В тот момент я понимала только одно: ни в коем случае нельзя, чтобы кто-то из знакомых увидел меня с ребенком на руках, поэтому мне обязательно надо тебя куда-нибудь положить. И тут я увидела тележку из супермаркета и, даже не думая, положила тебя туда. Я огляделась: меня никто не видел, стоянка была пуста. Ты лежала в тележке, с одеяльцем и бутылочкой, а потом я посмотрела направо и увидела, что Нора и ее мать приближаются. И я зашагала. Не думая, Роуз. Я просто шла. Шагала прочь. Не останавливаясь. Я ушла и оставила тебя там. И до сегодняшнего дня при мысли об этом по коже бегут мурашки, а к горлу подкатывает тошнота. Мое сердце билось так сильно, что я думала, я умру, а лицо горело как в огне. Я шла очень быстро, почти бежала, низко опустив голову.

Каким-то образом я нашла дорогу к дому миссис Уилсон, отперла дверь и подумала: «Что же я натворила? Что же я натворила?» Я знала, что кто-то наверняка нашел тебя и позвонил в полицию. Я быстро запихнула вещи в чемодан и написала миссис Уилсон короткую записку, где поведала ей, что стряслось с Йеном, сказала, что отнесла малышку в приют и теперь уезжаю. Я подписалась, заперла входную дверь, подсунула под нее ключи и побежала. В голове была только одна мысль. Я должна уехать из Чэтхема, потому что только что совершила преступление. Я бросила своего ребенка. Я хитроумная шлюха. Презренная преступница. Меня ждет наказание. Меня посадят в тюрьму. Я читала об одной женщине, которая сделала то же самое со своим ребенком: ее кто-то заметил, потом ее арестовали и отправили в Холлоуэй. На другой стороне дороги была автобусная остановка. Я встала там с сумкой в руках, с бешено бьющимся сердцем и через несколько минут подошел автобус. На нем была табличка: «До кладбища», и чувство у меня было такое, будто я и впрямь направляюсь в могилу. Йен был мертв, мои родители отказались мне помочь, и я только что бросила своего ребенка.

Я сидела в автобусе два часа, от шока не в силах даже заплакать. Ужас парализовал меня. И я все время думала о тебе, Роуз. Я знала, что сейчас тебя, наверное, везут в больницу, проверяют, здорова ли ты, и кто-нибудь о тебе заботится. При мысли о том, что кто-то другой берет тебя на руки, кормит тебя, меня раздирала безумная ревность, но, несмотря на невероятной силы эмоции, которые меня обуревали, я понимала, что не могу вернуться назад. Я думала, что, если вернусь, меня арестуют и тогда я все равно тебя потеряю. Роуз, когда я задумываюсь о том, как бы сейчас отнеслись к девочке, с которой произошло то, что со мной, меня охватывает отчаяние и негодование. Сейчас мне бы помогли, отвели к психологу, выдали бы пособие на ребенка, предоставили бы жилье, окружили бы сочувствием и поддержкой. Но тогда все было по-другому. О да. Тогда все было по-другому.

Вот что произошло в тот день. Можно сказать, что я бросила тебя, потому что чувствовала, что меня тоже бросили — Йен, мои мама и папа. Это не оправдание, но я лишь могу сказать, что не хотела, чтобы все так вышло. Я хотела передать тебя в руки властям, чтобы о тебе позаботились, потому что знала, что другого выхода нет. Но вместо этого испугалась и бросила тебя в тележке из супермаркета на автомобильной стоянке. Должно быть, ты считала меня невероятно жестокой.

Тео молча сидел на другом конце стола. Я слышала его мягкое, размеренное дыхание.

Я до смерти боялась, что меня могли увидеть, и решила вообще уехать из Кента. Когда автобус остановился на кладбище, я села на паром через Темзу до Тилбери. Было уже темно, и я нашла какой-то пансион — он показался мне более-менее уютным — и остановилась там на несколько дней. Залегла на дно и почти не выходила из комнаты. Я знала, что отцовских пятнадцати фунтов хватит не больше чем на три-четыре недели, поэтому мне необходимо было найти работу. У меня не было никакого образования. В бюро по трудоустройству я идти боялась: вдруг они узнали бы мое имя и все, что я наделала. Как-то раз я проходила мимо кафе. В окне висело объявление: требуется официантка. Я понятия не имела, что надо делать, но хозяева научили меня накрывать на стол и принимать заказы, и я стала работать. Мне нужно было время — я была в слишком глубокой депрессии, чтобы строить планы. Работа попалась очень тяжелая, но я была только рада, ведь у меня появилось время подумать. Я написала родителям письмо, не оставив обратного адреса, где говорила, что отдала тебя в приют, что я в безопасности, у меня есть работа, но я не вернусь домой. Я сказала, что не смогла бы посмотреть в лицо родителям Йена — и это была правда. Я пообещала написать еще, когда «устроюсь», и просила их не волноваться обо мне. Я жила как автомат, отрабатывала смену и спала, почти не ела и пыталась не сойти с ума.