Уильям Блум - Кентерберийская сказочка

– Что-то вид у тебя усталый, – неожиданно выдал я и явно ее удивил. Темные карие глаза расширились, округлились. – Неужели в школе совсем заездили? Ведь у вас в день столько же уроков, сколько у нас?

– Ровно столько же, – ответила она сладко, слаще молочной реки с кисельными берегами… мне бы давно пора перейти к делу, а я все книжечки почитываю, от которых мои фантазии становятся совсем недостижимыми.

На этом мои домашние заготовки закончились. Я просто стоял и смотрел на нее, заставляя себя не отводить глаз от ее лица и не блуждать взглядом по сторонам… хотя чего он стоит, этот мой взгляд? На ее лице медленно нарисовалась дружелюбная улыбка сейчас она спросит, о чем я думаю и почему так на нее смотрю… Взгляд подчинялся мне, но мысли блуждали…

Раздался стук в дверь, она открылась, и на пороге возник Тристрам – а я стою и глазею на лежащую Дженни. Я жутко смутился, почувствовал себя виноватым, будто предал его самым подлым образом, хотя в действительности я не совершил ничего.

– Привет. – Я взял себя в руки. – Тоже что-то ищешь?

Он не понял. Дженни не шевельнулась, так и лежала на кровати.

– Я ручку ищу, – счел я нужным объясниться. – Думал, может, ее прихватила Дженни, когда приходила ко мне насчет уроков.

Тристрам, не говоря ни слова, смотрел на меня тяжелым взглядом. Только этого не хватало.

– Тристрам Холланд, – я вдруг завыл с ливерпульским акцентом, явно кого-то имитируя, может быть, даже Джона Леннона, – позвольте вам представить мисс Дженнифер Траншан. Мисс Траншан, это мистер Холланд.

Тут – невероятно, но факт! – оба они раскололись. Можно сказать, забились в истерике. Я оказался на высоте – успех был полный. И тут Дженни пропела строчку из известной песни.

– «Давайте вместе, давайте разом, все кончим вместе, все кончим сразу».

Тристрам еще больше зашелся смехом, а я поднял бровь, удивленно глядя на Дженни.

– Право, мисс Траншан! Ох уж это молодое поколение!

Это я уже без шуток. На полном серьезе. Похоже, они здорово продвинулись, неужели мое недремлющее око проспало что-то важное? Неужели случилось самое главное? А я ничего не видел, не смотрел, ничего не слышал.

Похоже, мне здесь больше нечего делать. Я театрально откланялся.

– Адью, мои юные друзья!

Они не стали упрашивать меня остаться, и я вышел из комнаты, тяжелой пулей слетел вниз по лестнице и выскочил на улицу. Скорее, скорее к телескопу!

– Смешной, правда? Надо же придумать – вдруг заговорить с таким смешным акцентом! Вообще-то он добрый, да?

Дженни все еще лежала на кровати.

– Вроде бы. Я не думал, что он на такие фокусы способен. По виду не скажешь.

– О людях вообще нельзя судить по внешнему виду. А заметил, какое у него стало лицо, когда я пропела эту строчку? Он-то понял, что она значит. «Право, мисс Траншан» – вот что он сказал.

– Ему и положено понимать.

– Почему?

– Как-никак восемнадцать лет… и вообще.

– Так много? Я как-то про это совсем забыла.

– Он во всей школе самый старший. Учится, чтобы получить стипендию для учебы в Кембридже.

– Ты про него так много знаешь.

– Мы же в одну школу ходим. Да и живет он рядом.

– Да, правда. – Дженни поджала губы. – Интересно, а он это уже делал? – задумчиво спросила она.

– Что «это»?

– Сам знаешь.

– Ну, ты еще хуже, чем парни у нас в школе. У них «это» – любимая тема.

– Подумаешь! Ведь интересно же! И у меня в школе только и разговоров, что про «это». А я чем хуже? Или тебя такие разговоры смущают?

– Нет, конечно. Просто, какой смысл – перемалывать одно и то же?

– А ты бы хотел не перемалывать, а… – Дженни прикусила язык. – Но я иногда думаю об этом, правда. А ты?

– Бывает. Просто трепаться на эту тему не люблю. – Он пожал плечами.

– А ты когда-нибудь целовался – по-настоящему?

– Ну и вопросики у тебя! Зачем тебе знать-то?

– Да любопытства ради. Так целовался? – еще раз спросила она.

– По-настоящему – нет.

– Я тоже… Почему же тогда у всех только это на уме?

– Может, потому что – запретный плод, – предположил он.

– Нет, какая же это причина. Тем более, по правде их никто и не останавливает.

– Как это? К примеру, мы сейчас с тобой будем целоваться, и войдет твоя мама – остановит она нас или нет?

– Только потому, что это полагается делать наедине.

– Ты так думаешь?

Воцарилась тишина. Тристрам и Дженни сверлили взглядами пол, смотрели куда угодно – лишь бы не друг на друга.

– Да не придет она сюда, – наконец решился Тристрам, и большие глаза Дженни распахнулись ему навстречу; он подошел к ней и сел рядом на постели.

Их лица все ближе, все ближе… наверное, нужно что-то сказать, подумал Тристрам. Просто так наклониться и поцеловать ее – как-то неловко… к тому же, не исключено, что можно и схлопотать – вдруг она этого совсем не хочет? Два маленьких человека напряженно всматривались друг в друга. Так бывает, когда стоишь у кромки бассейна, вода холодная, нырять боязно, но знаешь: все равно придется нырнуть, и окажется, что в воде не так уж холодно… однако все медлишь и медлишь с прыжком. Прекрасно понимаешь: никуда от этого прыжка не деться, за тобой обязательно кто-то наблюдает, и не прыгнуть просто нельзя. Так и они не могли не прыгнуть, хотя сами же и были единственными зрителями. Потом можно быстро вылезти из воды, подрожать и поежиться от холода, но это уже неважно. Главное – дело сделано. Ты не сдрейфил.

Их лица медленно сблизились, соединились, они почувствовали теплое дыхание друг друга. Детские щеки мягко соприкоснулись, губы нежно скользнули по губам – и слились воедино. Головы прижимались все сильнее, сминая рты. Руки застыли на боках, почти как при команде «смирно». Пободавшись так с полминуты, они прервали поцелуй. Посмотрели друг на друга вопросительно, с легким торжеством, но понимая, что это далеко не все… а вдруг они что-то сделали не так? И он, и она попытались что-то сказать, но ничего не получилось, и каждый просто смотрел в глаза другого.

– Точно знаю… – произнесла, наконец, Дженни.

– Что?

– Это не все, вот что. Ведь остальные…

– Но тебе же понравилось, да? Наверное, чем дальше, тем… – Он вдруг понял, что они не просто экспериментируют, что оба хотят двинуться дальше.

Дженни улыбнулась.

– Попробуем еще раз?

– Давай стоя, наверное, так будет лучше, – предложил он, и они поднялись.

Очень осторожно он положил руки ей на талию, она с не меньшей осторожностью обвила руками его шею. Напряженные тела не спешили сблизиться. Но вот их головы вытянулись вперед – словно любопытные голубки, – и губы снова прижались к губам. Они прижимались все крепче, и руки перестали быть пассивными, они применили силу – тела приблизились друг к другу, соприкоснулись. Нажим стал еще сильнее, рты приоткрылись, языки соприкоснулись и от неожиданности отпрянули, но тут же снова нашли друг друга и принялись играть, распознавать неизведанное пространство. Тристрам почувствовал какое-то тревожное шевеление в брюках, ему уже было мало поцелуя, он свел руки у нее на пояснице и крепко притиснул к себе. Зачем, мелькнуло у нее в голове, но она знала, что должна уступить его порыву… она подалась вперед, и груди ее уткнулись ему в грудь, стали тереться о нее. Вобрав животы, они перестали целоваться и прильнули друг к другу – сильнее, крепче. Надо было за что-то держаться, чтобы другой держал тебя.