Найди сердце королевы - Фэя Моран

и он будто рычит, что-то произнося, и я никак не могу разобрать – он сейчас разъярён, как крупный голодный волк, готовый разорвать всех вокруг себя в клочья, или же слишком радуется этой ситуации.

– Мэнсон! – выкрикивает он. Я аж вздрагиваю. – Выяснить, откуда среди моего товара появилась Таллия Гелдоф. Выяснить, кто передал этих девушек Уоллесу. Причём срочно. Позаботься о том, чтобы это задание было выполнено в первую очередь.

– Да, сэр, – послушно кивает подбежавший мужчина и тут же мчится обратно.

Я похрустываю пальцами от переизбытка судорожных вздохов и кипящих нервов. Моё тело кажется мне наэлектризованным. Я так волнуюсь, что едва не спотыкаюсь, когда Вистан переводит взгляд на меня.

– Говоришь, выяснила это для того, чтобы наладить со мной отношения? – спрашивает он, хотя это вряд ли вопрос.

– Да, – отвечаю я по-прежнему уверенно, будто говорю чистую правду. – Раз меня больше ничего не связывает и не может связывать с прошлой жизнью… я бы хотела попробовать…

– Влиться в нашу семью?

– Да… Если это возможно.

Вистан хохочет, и мне кажется, что он всё давно раскусил. Что он вот-вот достанет мой спрятанный пистолет, швырнёт меня на землю и пристрелит прямо на глазах своих людей, наплевав на традиции и семейный уклад Харкнессов. Но вместо этого почему-то смех сменяется простой улыбкой. Озадаченной, но вполне спокойной и нормальный улыбкой.

– Я очень тебя недооценивал, прелестная невестка, – говорит он. – И, кажется, я начинаю понимать, почему мой жалкий сыночек так тебя полюбил. Ты завораживаешь.

«Полюбил». Снова эти игры? Снова он старается меня помучить?

Не знаю, что это значит и что он имеет в виду, поэтому просто молчу, продолжая на него смотреть.

– На что ты ещё могла бы пойти ради нашей семьи? – задаёт Вистан вопрос, ответа на который я совершенно не знаю.

У меня потеют ладони, потому что не предполагалось, что он будет спрашивать такие вещи или, что ещё хуже, начнёт давать задания для проверки моей ему верности.

Тем не менее я набираю побольше воздуха в лёгкие и отвечаю:

– Всё, что захотите. В рамках возможного, конечно.

– Да, я верю. Ты уже стреляла в своего возлюбленного ради меня. Правда, тогда я угрожал вам обоим. У тебя не было выбора. – Небольшая пауза, а потом более зловещая: – А если выбор будет? Ты сделаешь что-то ради нашей семьи, невзирая на своё нежелание?

– Да. Я постараюсь сделать. – Потом уверенно лгу: – Ради Гая.

– Глупые люди, – смеётся Вистан. – Как легко вами управляет эта проклятая любовь. Но мне это на руку. Получается, вы мои марионетки, и в качестве ниточек, за которые я дёргаю, выступает ваша любовь друг к другу.

Мне по-прежнему непонятно, что он хочет от меня и прошла ли я проверку, поэтому я продолжаю стоять как вкопанная, таращась на него и ожидая ответа. Иногда я не могу избавиться от мысли, что он моментами напоминает мне папу. И от этого, я думаю, легче будет поддаваться его командам.

– Что ж, я тебя услышал, прекрасная жёнушка моего сына, – будто смакуя, произносит наконец Вистан после небольшой паузы. – Иди и отдыхай. Занимайся всем, что душа пожелает. Пока ты мне не понадобишься.

Я делаю несколько неуверенных шагов назад, а потом наконец всё же разворачиваюсь и плетусь обратно к дому, гадая, сработал план или всё же нет.

Спустя где-то полчаса домой возвращается Гай. Он оказывается в моей комнате, и я, не ожидая увидеть его так бесцеремонно входящим в моё личное пространство, вскакиваю.

– Тебя не учили стучаться? – зло бросаю я.

– Ты – моя жена, – напоминает мне Гай, прикрывая слегка дверь, – поэтому твоя комната – моя комната. Особенно сейчас, когда ты расстроена настолько, что можешь сделать что-то безрассудное.

Я начинаю хохотать, будто мне весело, хотя его появление скорее вызывает во мне чувство тошноты и отвращения.

– Думаешь, ты достоин того, чтобы из-за тебя я начала резать себе вены или бросаться с крыши? Или, может, наглотаюсь таблеток?

– Я не исключаю подобного варианта, – спокойно отвечает он.

– Убирайся из моей комнаты! – кричу я в ответ. – Я готовлюсь спать.

Гай бросает взгляд на настенные часы, висящие над моей кроватью, и говорит:

– Всего шесть часов вечера.

– Я хочу лечь пораньше! И разве я должна перед тобой отчитываться? Занимайся своими делами. Иди, убивай, издевайся над людьми. У тебя отлично это получается.

– Хватит, Каталина. – Гай с силой захлопывает дверь. Так, что стены трещат и вибрируют. – Ты знаешь, что я прав. Во всех своих делах я всегда прав. Не отрицай, перестань казаться самостоятельной.

Я сажусь на кровать и обхватываю голову руками, запуская пальцы в свои чёрные короткие волосы.

– Прав в том, что заставил моих родителей страдать? – спрашиваю я, и голос начинает уже подрагивать.

– Я прав в своих поступках, которые привели к тому, что ты всё ещё жива.

– Я не жива, Гай. Ты уже убил меня.

Глаза щиплет от того, как стремительно в них собираются слёзы. Я гляжу на Гая и стараюсь надеяться, что ему действительно жаль заставлять меня через это проходить. Но это лицо… оно слишком расслабленное и не выдающее никакого сожаления.

– И ты… – Я запинаюсь, хотя и всеми силами пытаюсь говорить хладнокровно. Картины, которые воссоздаются в голове, заставляют меня желать немедленной смерти. – Ты так просто поступил со мной подобным образом уже во второй раз… Как ты спишь спокойно после этого?

Я зажмуриваю глаза, потом потираю их кулаками, чтобы не дать слезам всё-таки потечь по щекам.

Гай тяжело вздыхает, словно ему трудно лицезреть нечто подобное, хотя до этой самой секунды он говорил слишком хладнокровно для человека, который может испытывать раскаяние в своих действиях. Я не вовремя вспоминаю его касания, а потом мотаю головой, чтобы забыть их. Они были лживы.

– Нейт хочет сделать Монике предложение сегодня, – вдруг заговаривает Гай. – Они пригласили нас на вечеринку, которая состоится через несколько часов.

– Они… Они знали о том, что ты планируешь?

– Нейт знал, но не думал, что я…

– Хочешь использовать меня ради своей выгоды, – заканчиваю за него я.

Он молчит. Губы сжимаются в линию, взгляд опускается к полу, он снова избегает смотреть мне в глаза, как будто чувствует что-то, что называется стыдом или сожалением у нормальных людей. Но в нём нет ничего нормального.

– Я пойду, – отвечаю наконец, хотя голос в голове и само тело кричат, что не собираются отрываться на вечеринках после всего навалившегося на меня ужаса. – Нейт всегда был добр ко мне.

Последнюю фразу я выделяю, желая дать Гаю понять, что в этом он полная противоположность