Неистовые. Из огня да в полымя - Алиса Перова

— Бля!

— Женя, тихо! — зашептала Эллочка, и Женька ещё дважды матюкнулся шёпотом.

— Вот же бабское племя! Что ж вы, как куры, по кляпу вам в каждый клюв! Ни о чём нельзя сказать — мгновенно всё разносите!

И он уставился на меня с таким злом, как будто это я всё придумала и растрепала всему свету.

— А что, разве об этом никто не знает? — удивлённо и испуганно прошептала Эллочка.

— Теперь, наверное, все! — злым шёпотом ответил мой чокнутый братец. — Кому ты ещё растрепала?

— Я никому… только Наташе. Да и когда мне, Данька капризничал, и я…

— Какое счастье, что у меня такой находчивый сын! А Инессе ты случайно не звякнула?

— Я не успела, — честно призналась Эльчик.

— Вот и умница, — смягчился Женька и теперь уставился на меня, как на врага всех мужиков. — Теперь ты, Натах, только попробуй открыть рот. Пока никто ничего знать не должен.

— Иди ты в жопу, придурок! Разговаривать сперва научись, а потом условия диктуй. Я должна увидеть Генку.

— Он сейчас не хочет никого видеть, потому что не может! Тебе не ясно? Не надо его добивать своей жалостью.

— А тётя Галя знает? — спросила я уже жалобно.

Но, выслушав Женькин жёсткий ответ и все аргументы, я хоть и неохотно, но согласилась.

— А как же Максим? Он должен знать. А Кирилл?

— Всё после операции, — нетерпеливо рявкнул Женька. — У Макса всё равно нет визы, так какого ему раньше времени дёргаться? А сообщить Кирюхе и не сказать Максу было бы очень странно. Поэтому всё потом. Поняла?

— А что потом, Жень? Скажи честно, у Генки есть надежда?

— Геныч выбирался из ситуаций и похуже. Поэтому надежда есть всегда. И своему Стасяну не вздумай растрепать.

— Ой, он же ждёт моего звонка, — опомнилась я и, схватив телефон, сбежала на опасный балкон.

И уже там, скрывшись от бешеного Женьки, наплакалась от души. А в какой-то момент поймала шокирующую мысль — а что, если именно сейчас я стану нужна Генке? И тут же обрушилась другая — а мне тогда что делать? А может, это Бог отвёл меня от Генки… чтобы не делать ещё несчастней? Тогда почему же мне так плохо?

И я опять разревелась от жалости к несчастному Генке и к себе.

А как же теперь Стешка? Вдруг она тоже не знает? А ведь у неё на днях должна быть выставка. Значит, с Генкой никого не будет рядом, кроме Женьки? Какое же это счастье, когда есть такие друзья! У меня таких нет, а могли быть.

Подавив желание срочно позвонить Стешке и спросить, как у неё дела, я снова вспомнила о Стасе. Бедный мой муж — он, наверное, места себе не находит. Как же хорошо, что он у меня есть!

— Наташка, — почти прокричал он в трубку, — наконец-то! Я уж собирался Женьке звонить.

— Не надо, Стась, всё хорошо. Я уже на месте.

— А что у тебя с голосом? Тебя кто-то обидел?

— Нет, просто я кое-что поняла…

— Что-то случилось? — в голосе Стаса послышалась такая тревога, что я испугалась, как бы он глупостей не надумал. И поспешила ответить:

— Я поняла, что ты очень мне нужен. А ещё… — я с нежностью вспомнила масенького спящего карапуза. — Стась, у меня к тебе есть предложение, но это не по телефону.

— Надеюсь, хорошее? — его голос заметно повеселел.

— Да… я люблю тебя, Стас…

Я даже зажмуриваюсь и закусываю губу.

— И я тебя, малышка… очень! А может, ну его на хер, этот Париж? Вернёшься, а?

— А давай дня через три? Только Эллочке помогу немного, и сразу к тебе.

Глава 72 Гена

Гамбург

— Вот теперь я отлично понимаю, каково это — глаз на жопу натянуть.

Всё ещё переживая недавний варварский осмотр, после которого сильно печёт в глазах, я крепко жмурюсь под повязкой.

— Глаз на жопу? — фыркает в трубку Жак, для которого подобное выражение внове. — Ну вы, русские, как скажете! А тебе что, только один глаз натягивали?

— В том-то и беда, что оба. И теперь думаю, что в следующий раз лучше надёжно заткнуть очко, во избежание, так сказать.

Жак громогласно ржёт, и я, пережидая его приступ веселья, отстраняю мобильник от уха.

— Кстати, — отсмеявшись, вспоминает Жак, — мадам Жаме просила передать, что скучает по тебе и молится о твоём выздоровлении. — И добавляет уже совсем серьёзно: — Мы все за тебя молимся, Джин.

— Спасибо, брат, надеюсь, мне это поможет, — отвечаю искренне.

За время, что я прожил в Ла-Шер, обитатели замка, душевные, честные и щедрые, для меня действительно стали почти родными. И даже чопорная Шапокляк сейчас вызывает самые тёплые чувства.

— Жак, а как там мой Винс?

— Да как… нормально. Скучает, конечно, плачет иногда. Но ты не переживай, мы с Клодом ему хандрить не позволяем. Это ты его избаловал, а с нами не расслабишься. Вот вернёшься и не узнаешь в серьёзном воспитанном кобеле своего прежнего раздолбая. Джин, ты только возвращайся быстрее.

— Му-гу, — я киваю, забыв, что Жак меня не видит, — постараюсь. Слышь, ты пожми там Винсу за меня лапу и скажи, что тоже скучаю.

Желая свернуть разговор, я слепо тычу пальцами по экрану, но по-прежнему слышу из динамика городской шум.

Париж, задрать его в арку! Мой личный Вавилон.

— Ну что там? — гаркает над ухом Жека и выхватывает из моих рук мобильник. — Давай сброшу. Геныч, ты какой-то дёрганный стал. Раньше ты не вздрагивал никогда.

— Раньше я и слепым не был, — бормочу с досадой. — Задумался и забыл, что ты рядом. А ты хорош уже орать мне в ухо.

— Ладно, пуганый, я постараюсь быть нежным, — усмехается Жека. — Ну и что там в Париже новенького?

— Да похер на этот Париж.

— Тоже верно, — покладисто отзывается Жека.

К слову, он уже второй день демонстрирует редкостные добродушие, услужливость и смирение. Я отговаривал