Белва Плейн - Рассвет

– Вы с Френсисом долго говорили вечером, – заметила Сесилия, когда они возвращались через неосвещенную лужайку перед своим домом.

– Да, мы посидели с ним в доме. Там было потише, подальше от детишек.

– Его отец разочарован, что Френсис не останется работать в нашем городе – метит повыше, – сказала Лилиан, – и имеет на это право, но все-таки это не очень хорошо по отношению к отцу. Я надеюсь, что ты никогда не вздумаешь сбежать от нас в Нью-Йорк или еще куда-нибудь.

– Да мне это и в голову не приходило.

Такого ответа они от нее и ждали. Но вдруг… вдруг Френсис позовет ее к себе? Как он глядел на нее вчера вечером… Два часа они сидели в доме и разговаривали. Может быть… Может быть…

Настенные часы в небольшой гостиной пробили половину первого… Когда они пробили три, Лаура все еще не могла заснуть, перебирая, словно четки, одни и те же мысли: – «Я хочу, чтобы он любил меня… Я знаю, что он не любит меня… Я не знаю, любит ли он меня… Его взгляд… – И снова: – Я хочу, чтобы он любил меня». Пробило четыре часа, и Лаура заснула.

– Как долго ты спала! – удивилась тетя Лилиан.

– Я почему-то полночи не могла заснуть…

– Это оттого, что ты в одиннадцать вечера пила кофе в гостях, – заметила Сесилия. – Надо было сказать, чтобы тебе дали кофе без кофеина.

С раннего утра палило солнце; кончики травинок на лужайке уже побурели. Лето выдалось очень жаркое.

– Ты знаешь, родственница доктора, Клер, пригласила нас в свой домик на озере, – сказала Лауре Лилиан, – любезно с ее стороны.

– Не забудь пластиковый мешочек для мокрых купальников, Лаура, – напомнила Сесилия.

Лаура оторвалась от газеты.

– О-о, и я тоже приглашена?

– Разве ты не слышала вчера вечером? Пригласили Элкотов и всех нас. Ты поедешь в машине с Френсисом.

– А далеко ли?

– Час езды или немного больше.

Час наедине с Френсисом, без посторонних! Целый час!

Лаура зевнула и почесала за ухом кота.

– Ох, как будет хорошо поплавать в озере в такую жару! Целый день не вылезу из воды.

Лаура часто думала впоследствии о том, как сущий пустяк может изменить всю жизнь.

– Вы, конечно, приедете раньше нас, – сказала Френсису кузина Клер. – Ты ведь так гонишь, что у меня волосы дыбом становятся от ужаса. Возьми ключи от коттеджа, для ленча все в холодильнике.

Двухместная открытая машина мчалась по холмам, звучала музыка в репродукторе, шумел в ушах ветер, чтобы расслышать друг друга, приходилось кричать. Они перестали разговаривать, но не только поэтому: Лауре казалось, что Френсис недоволен собой, словно он что-то делает не так. Поэтому она замолчала и, откинув голову на спинку сиденья, делала вид, что слушает музыку.

Коттедж стоял на берегу красивого овального озера. У небольшой пристани в заливчике была привязана лодка-каноэ, вдоль берега тянулась полоса белого песка.

На веранде стояли кресла-качалки, и они, покончив с ленчем, расположились там со стаканами кока-колы в руках, ожидая остальных.

Озеро лежало в низине между холмами; ветра пока почти не чувствовалось – единственный на озере парусник медленно скользил по воде, направляясь к берегу.

– Еле движется, – заметил Френсис.

– Да, – откликнулась Лаура.

«Почему он совсем другой? – думала она. – Он сидит рядом, и даже не взглянет на меня».

Она видела его лицо в профиль; губы были сжаты, словно он был чем-то раздражен. Ни следа доброжелательного оживления, переполнявшего его вчера вечером. «Может быть, он хотел провести день по-другому, а родственники ему и вчера надоели? Но я-то чем виновата?» – уныло думала она, глядя в запущенный сад с неухоженными клумбами вянущих от жары хризантем и астр. Она никак не могла придумать, о чем заговорить, и сидела молча в старом кресле-качалке, поскрипывающем при каждом ее движении, положив руки на колени, обтянутые хлопчатобумажной юбкой цвета малины, и рассматривая ссадину на одном пальце и колечко с маленьким рубином – на другом.

Зазвонил телефон, Френсис пошел в комнату.

– Какая неприятность! – донесся до Лауры его голос. Когда он спросил: – А какая больница? – она тоже вбежала за ним в комнату.

– Нет, не ваши тетки, – успокоил он ее. – Кузина Клер разбила ногу. Они остановились у бензоколонки, и она споткнулась, выйдя из машины.

Положив трубку, он повернулся к Лауре и предоставил ей выбор:

– Это случилось в десяти минутах езды от города. Они вернулись, отвезли Клер в больницу, – папа сам наблюдал за операцией, а теперь она у нас дома. Мы с вами можем сразу вернуться в город, а можем остаться здесь и поплавать. Решайте.

– Нет, вы решайте.

– Нет, не я.

– Ну, в таком случае я предпочитаю вернуться домой.

– Да, почему же? Вы и вправду хотите вернуться?

Его притворная настойчивость раздосадовала ее и, как потерявший последнюю надежду игрок, она пошла ва-банк.

– Я-то не хочу, но вы хотите, и я не хочу оставаться здесь против вашего желания. Так что давайте уедем!

Он уставился на нее словно в шоке:

– С чего вы взяли, что я не хочу остаться?

– Вы этого не сказали. Но вы не хотите. Шок сменился угрызениями совести.

– О, Лаура… Я вовсе не думал… – Такой всегда красноречивый, он мямлил, запинался, краснел от смущения:

– Простите меня… Я не думал… не хотел… у меня просто сейчас трудные обстоятельства, о которых я размышлял. Поймите меня, пожалуйста! – Он сжал ее руку. – Давайте останемся! В холодильнике полно продуктов, а потом мы еще не плавали. О'кей?

Она кивнула, а он повторил вопрос:

– Прощен?

– Прощен.

Несчастный случай с Клер дал тему для разговора. От инъекций антибиотиков разговор перешел к состоянию – или отсутствию медицины в Индии и других экзотических странах, где побывал Френсис. Но Лаура едва слушала, не сводя взгляда с длинных загнутых ресниц Френсиса, с его темных волос, блестевших на солнце, с его загорелой шеи, выделяющейся на фоне белой хлопчатобумажной рубашки. В ее мозгу возникли несвязные картинки прошлого – Френсис с теннисной ракеткой, Френсис, читающий, опершись на руку, – и воспоминание о том дне, когда она, остановившись посреди улицы, запретила себе вспоминать о Френсисе. И вот они были вдвоем, и ее грудь переполнял восторг и какая-то смутная тревога.

– Да вы не слушаете меня, – внезапно сказал Френсис.

– Я слышала каждое слово.

– Уйдемте отсюда, а то у вас лицо загорит. Посидим под тентом, пока ленч переваривается.

Потом они плавали в холодной воде, лежали на горячем белом песке, и снова плавали. Она думала, что он обратит внимание на ее желтое бикини, но он спросил только о золотом медальончике, который блестел поверх лифчика.