Мария Нуровская - Святая грешница

— Кто вы? — услышала я.

Потом ты радовался встрече с сыном, а я смотрела на вас. Всякий раз, когда ты поворачивал лицо в мою сторону, я открывала для себя твою необычную мужскую красоту. Важен был сам факт, что я это ощущаю. Промежуток между взглядами того студента и твоими был заполнен для меня мраком темной ночи. Теперь я вновь возвращалась к солнцу…

Когда Михал уснул, мы сидели вдвоем за столом в той самой комнате, где в первый раз я разговаривала с твоей мамой. Ты расспрашивал меня о подробностях ее смерти. А открытку из Освенцима положил себе в карман. Я понимала, что ты прочтешь ее без свидетелей.

— Я благодарен вам за опеку над моим сыном. Извините, но не мог прийти раньше… Думал, он живет со своей мамой, — не глядя на меня, говорил ты. — Теперь я отвезу его к родственникам в Кельцы.

Так ты давал понять, что моя роль окончена и я должна запаковать чемодан и уйти. Только у меня не было чемодана. Я сидела перед тобой в одежде твоей жены, в ее туфлях. Не знаю, заметил ли ты это.

— Вам есть куда пойти? — спросил ты. Точно так же спросила меня тогда твоя мама.

— Да, — коротко ответила я.

Я пошла якобы умыться, а сама просто закрылась в ванной, как в первый день после выхода из гетто. Теперь ты единственный получил на Михала право. Но я не могла уже отдать тебе его. Девять месяцев мы были с ним одни, столько же носят ребенка в материнской утробе. За это время мы создали с ним свой мир, свою жизнь, и нам уже не нужны были пришельцы. Ты, конечно, не чужак, нет. Однако именно ты стремился нас разделить. И когда, выходя из ванной, я неожиданно увидела тебя, то была уверена, что ты передумал и собираешься забрать свои слова обратно. Однако услышала:

— Михал куда-то делся!

— Он перебрался ко мне в постель, — спокойно ответила я.

— Как это перебрался к вам? — не понял ты.

— Мы спим вместе с тех пор, как остались одни. — Я не добавила даже, что Михал ложится сначала в свою кроватку, а потом уже оказывается на моем топчане. И каждый раз я должна выпрашивать у него кусочек свободного пространства.

— В одной постели? — недовольным голосом переспросил ты.

— С ним не было родителей, он потерял любимую бабушку… Мальчик чувствовал себя очень одиноким…

Ты наморщил брови:

— Но теперь с ним отец.

Босые пятки Михала болтались в воздухе, когда ты уносил его в детскую. Я усмехнулась. Наверное, такой же недоброй усмешкой я одаривала когда-то и твою маму. В эти минуты я думала о себе плохо. Собственно и раньше особенно не ценила, всегда ждала одобрения с чьей-либо стороны. А потом стало еще трудней, потому что каждый раз оценка была двойная: что думают о Кристине, а что бы подумали о Эльжбете… Итак, ты перенес Михала в его кроватку. Но, когда ушел в ванную, мальчик, как лунатик, перелез через сетку своей кроватки и, оказавшись в моей комнате, вновь улегся у меня. Не знаю, зашел ли ты еще раз к нему. А если да, то что подумал. Захочешь ли ты утверждаться в своем доме ценой ребенка…

Утром за завтраком ты сообщил Михалу, что он поедет к кузинке, а, папа, дескать, будет его навещать.

— А почему мы не можем остаться здесь? — спросил мальчик сразу во множественном числе. Ему и в голову не приходило, что нас можно разделить.

— Меня часто не будет дома, — ответил ты.

— Но будет Кристина.

Ты покачал головой:

— У пани Кристины есть свои дела, она не может бесконечно тобой заниматься. Теперь, когда я вернулся…

Михал резко вскочил. Перевернув локтем молоко, он бросился ко мне и крепко обнял за шею.

— Зачем ты вернулся? Зачем ты вернулся? — повторял мальчик.

Ты посмотрел мне прямо в глаза, и это был очень серьезный взгляд. Ребенок же в это время не на шутку разрыдался.

— Он к вам очень привязан, — медленно начал ты.

Оторвавшись от меня, Михал встал в позу уличной торговки и начал выкрикивать через плечо:

— Я не останусь без нее, я не останусь без нее, и все!

— Мы решим этот вопрос, — серьезно проговорил ты. — Вернись на место и закончи завтрак.

Михал посмотрел мне в глаза, и я моргнула ему: мол, все будет в порядке. Затем вытерла пролитое молоко и поставила перед мальчиком новое.

— Жалко, — сказал он жалобно, — столько молочка пропало.

Ты обезоруженно улыбнулся, и в этот момент я почувствовала неприязнь к тебе. Ты не знал, чего только не пришлось нам пережить. Как нам все время не хватало денег, и иногда мы ели только хлеб и картошку. Как в самые голодные дни я выклянчивала для Михала сухое молоко от родителей моих учеников. Больше всего мне врезалась в память сцена на рынке. Каждый раз Михал останавливался около торговки сладостями. Он жадно осматривал все эти конфетки из крахмала, самодельные леденцы на палочках и шел дальше. В конце концов я не выдержала.

— Хочешь леденец? — спросила я.

Не глядя на меня, мальчик сказал:

— Узнай, сколько стоит.

— Пятьдесят пять грошей, — с готовностью ответила торговка.

Михал подумал, а потом произнес:

— Не переношу сладостей.

Я любила его в те минуты, я полюбила его с того мгновения, когда там, у реки, почувствовала его ручку в своей ладони.

Ты тогда ушел, а мы занялись своими обычными делами. Убрали посуду: я мыла, а Михал вытирал; сходили за покупками, а потом начались уроки. Две тупые соседские девчонки мучились с английским. Я задавала вопросы, после чего повисала пауза. И Михал из-под стола, как всегда, отвечал без ошибок.

— Михал, — корила я его.

— Я сначала посчитал до десяти, — оправдывался мальчуган.

Уже было темно, когда мой последний ученик, тот, что с разговорным французским, закончил заниматься. Ты встретил его в дверях.

— Это еще что за человек? — Твой тон был подозрительным.

— Я даю уроки иностранных языков, — невинно ответила я. — На это мы с Михалом жили.

Ты ничего не сказал, я усмехнулась про себя. Не ведая этого, ты уже попал в мои сети. Вечером, когда Михал отправился традиционно спать, переместившись в итоге в мою кровать, ты попросил уделить тебе минутку внимания.

— Я не буду вас ни о чем спрашивать, потому что сейчас чем меньше знаешь, тем лучше. Михал не может оставаться тут по ряду причин. Вы не могли бы поехать с ним к кузинке и какое-то время побыть там, пока мальчик не привыкнет.

— Хорошо, — согласилась я. И добавила без задних мыслей: — Только он должен хотя бы немного пожить с вами. Ему нужен контакт с отцом…

— Я подумаю об этом, — пообещал ты.

Конечно, я преследовала и свою цель. Потому что почувствовала, что полюбила тебя. Сразу после твоего появления мне захотелось поменять прическу. Я распустила волосы и заколола их за уши. Купила хорошую косметику у тех девиц, которые приходили ко мне на немецкий, и стала подкрашиваться. Едва заметно, только чтобы сапфиры в моих глазах чуть заблестели… Продолжала давать уроки, но тебя это злило. Я делала вид, что не замечаю. Предпочитала иметь собственные деньги. Однажды даже дошло до конфликта, когда ты наткнулся на этих «девиц».