Инна Волкова - Медовый месяц

— Иди ко мне, — сказал он, и я почувствовала его желание и нежность.

Я испытывала то же самое.

— Мой милый мальчик, такой ласковый, такой хороший. — Я нырнула в его объятия, как в теплую воду.

Его губы, такие нежные и мягкие, осторожно, но настойчиво ласкали мой рот. Мне нравилось заниматься с ним любовью. Он был моим первым мужчиной. И мне хотелось, чтобы он же оставался и последним. Смогу ли я прожить всю жизнь, не изменяя одному человеку? Возможно ли такое? Впрочем, что толку сейчас об этом думать? Нам хорошо, мы счастливы в настоящем, и это главное. Зачем думать о будущем? Мы не знаем, что случится с нами завтра, послезавтра, через месяц, год…

Надо жить сегодняшним днем и наслаждаться тем, что имеешь. Я чувствовала, как он входит в меня, как мое лоно становится влажным и податливым. Мне сказочно нравилось это ощущение. И с каждым разом это проникновение восхищало меня все больше и больше. Мы соединяемся, мы становимся одним целым, срастаемся корнями, как деревья, как растения. Пусть не навсегда, на краткие мгновения, но все же это происходит. И это прекрасно. Когда первый раз он пытался войти в меня, я вдруг испугалась, хотя и была готова к этому шагу и даже хотела его. Но в последний момент мной почему-то овладел страх. Я не знала, чего именно я боюсь, физической боли, крови, потери девственности, тех изменений, которые последуют за этим шагом? Я боялась становиться женщиной. Хотела, но боялась, и ненавидела себя за этот страх. В самый первый раз у нас так ничего и не получилось, и мне было до слез обидно. Я плакала, а он утешал меня, гладил по голове, словно маленькую девочку, и говорил, что ничего страшного, так часто бывает у девушек, когда они становятся женщинами. Что мы непременно попробуем еще раз, и все у нас получится, все будет хорошо, просто замечательно. И вообще это не главное, мы любим друг друга, и это самое важное, а все остальное мишура, приходящее и проходящее. И мне очень хотелось поверить ему, но я все равно боялась, и этот страх противным холодком не тающей льдинки рос в моем сердце…

А после той ночи он уехал. Сказал, что ему нужно навестить друга, у которого какие-то проблемы, но я-то понимала, что друг тут ни при чем. Дело было во мне, в нас, в той ночи. С одной стороны, я была даже рада, что он уехал, мне надо было побыть одной и привести свои мысли в порядок. Но с другой стороны, я боялась, что это конец, что он не вернется ко мне или вернется уже другим. Что я, ТАКАЯ, больше не нужна ему. И что, несмотря на все его слова утешения, он не может изгнать обиду из своего сердца и пережить поражение. Я даже сердилась на него и почти ненавидела, когда целых десять дней он не звонил мне, не писал и вообще никак не давал о себе знать. Я решила, что он бросил меня, нашел другую. Сидела у молчавшего телефона и молила, чтобы он позвонил. И в то же время боялась этого. И когда я уже почти смирилась с этой потерей, в одно раннее утро, едва разлепив глаза, разбуженная звоном будильника, чтобы идти в институт, где я не была уже несколько дней, раздался звонок в дверь.

— Мама вернулась, опять что-нибудь забыла, — лениво подумала я.

Вылезать из теплой постели не хотелось. «Сама откроет, своим ключом», — решила я, но настойчивые звонки не прекращались. Я, чертыхаясь, вылезла из постели и, сунув ноги в тапочки, позевывая, побрела к двери.

— Мам, ну что ты опять забыла? — недовольно спросила я, открывая дверь.

И замерла… на пороге стоял он, мой Пашка, мой мальчик, мой мужчина. Я застеснялась своей старой ситцевой ночнушки до пят, в тот раз я надевала изящный кружевной пеньюар, специально купленный для этого случая. Мы стояли и смотрели друг на друга. Не знаю сколько времени. Наконец он робко спросил:

— Можно войти?

Я поспешно кивнула, не в силах сказать ни слова, мое горло сжалось от волнения.

Он вошел. Торопливо снял обувь в прихожей. Я попросила его подождать пару минут, пока я переоденусь. Я стеснялась своей нелепой ночнушки, но он молча подошел ко мне, обнял. И тогда все и произошло, то, что должно было произойти в первый раз. И не помешала нашему сближению ни старомодная ночнушка, ни мои растрепанные волосы и ненакрашенное и даже неумытое лицо. И все у нас получилось. Мне было немного больно, но в целом все прошло отлично. Я стала женщиной. Его женщиной. И на сей раз искренне радовалась этому обстоятельству…

Мы одновременно выдохнули воздух и негромко рассмеялись.

— Тебе было хорошо? — спросил он слегка охрипшим голосом.

— Супер, — отозвалась я. — Знаешь, о чем я сейчас думала?

— Ты еще о чем-то думаешь в эти мгновения? — Казалось, он слегка обиделся.

— Глупый, ты же не знаешь, о чем я думала, вернее, о ком.

— Ну и о ком же? О Петре Первом?

— Почти. О тебе, о нас с тобой, я вспоминала о том, как все произошло у нас в первый раз, в самый первый.

Он вдруг странно напрягся и отодвинулся от меня.

— Ты что?

— Ничего. Все в порядке. — Он сполз с меня и повернулся на другой бок.

— Я что-нибудь не так сказала? — расстроилась я.

— Все нормально.

— Тогда в чем дело?

— Ни в чем. Просто я хочу спать. Уже поздно. — Он отвернулся к стене.

— Хорошенькое дело, — рассердилась я. — Совсем как настоящий муж, сделал дело — и теперь жена не нужна, можно отвернуться к стене и храпеть вовсю.

— Я не храплю, ты же знаешь.

— Ну, сопишь, какая разница. Дело не в этом.

— А в чем же?

— А в том, что я не понимаю, какая муха тебя укусила, чего ты вдруг на меня обиделся?

— Да не обиделся я, Машка. — Он наконец соизволил повернуться ко мне. — Просто мне неприятно вспоминать тот первый раз, когда мы… когда у нас ничего не получилось, понимаешь? Я тогда потерпел поражение как мужчина.

— Подожди, подожди, да ты меня разыгрываешь, что ли? — Я даже приподнялась на локте, заглядывая ему в глаза. Впрочем, в комнате было темно, только слабый свет луны проникал сквозь неплотно задернутые шторы.

— Почему разыгрываю? Я тогда был так расстроен, что решил навсегда с тобой расстаться. Мне казалось, что ты станешь меня презирать.

— Да ты с ума сошел! — Я была так поражена, что теперь даже села на постели, поджав ноги. — За что презирать-то?

— Как за что? За то, что я не смог тебя…

Мне показалось, что я даже в темноте вижу, как он покраснел.

— Какой бред! — я рассмеялась. — Да это я боялась, что ты посчитаешь меня неопытной и маленькой и найдешь себе другую. Когда ты уехал так стремительно, я решила, что ты меня бросил и мы больше не увидимся. Кстати, я так до сих пор и не знаю — к какому другу ты тогда уезжал? Он на миг замялся: