Дыхание осени 2 (СИ) - Ручей Наталья

Егор ведет себя спокойно, глаза, правда, все еще как блюдца, но расширяются еще больше, когда от краевидов города переключается на пассажиров. Я в подростковом периоде жутко комплексовала, если на меня засматривались ребята: казалось, смотрят на прыщи, а потом услышала фразу, что на некрасивое смотреть неприятно, и успокоилась. А зря, выходит. Егор, к примеру, уже две остановки не отрывает взгляда от потертой бомжихи, и вряд ли он находит ее привлекательной.

На остановке с центральной улицей города нас практически вдавливают в окно, и мальчик крутится и так и эдак, но за спинами мрачных мужчин не рассмотреть ту, что заинтересовала.

— Я ща, — протискивается сквозь толпу и возвращается через одну остановку, когда я вся на нервах, что его потеряла. Но вслух изображаю беспечность:

— Куда ходил? Что видел?

— Так, — прячет взгляд, — общался.

Меня пронзает нехорошая догадка, принюхиваюсь — запах тот же, без примесей болезни и перегара. А, может, зря я думаю все самое худшее? Что общего у мальчика- миллионера и нищенки? Готовимся на выход, нам на следующей и вдруг… я замечаю, как по ту сторону, за закрытой дверью, стоит бомжиха, ехавшая в вагоне, и от Егора не отводит взгляда. В нем столько боли, недоверия и столько тьмы, дрожащей от искусственного света, что в приступе внезапной паники я обнимаю мальчика за плечи. И взгляд бомжихи переходит на меня.

Пусть я. Пусть мне достанется кусочек тьмы, не мальчику…

Но вижу слезы, утираемые новенькими купюрами, улыбку вижу и надежду…

Вагон поехал дальше, а надежда — там, на станции, нас провожает.

— Ты скоро разоришься, — целую темную макушку, — маленький Рокфеллер.

— Мои счета лежат нетронутыми в банке, — пожимает плечами.

И как отчитывать его, что мог ведь нахвататься болячек и насекомых? Как цинично поучать, что не поможешь всем, а та бомжиха, вероятнее всего, потратит деньги на спиртное? Я буду мыслить позитивно. Он разоряет Яра — и кто против?

— Ты умница! — на остановке все-таки хватаю за руку и вклиниваюсь в поток. На эскалаторе вновь возвращаю ежикам пыхтящим свободу.

— Фуух, — переводит дыхание, — это экстремальней, чем прыжки с парашютом.

— А ты, что, прыгал?!

— А ты, что, нет?!

И прежде чем в глазах мальчишки отразится превосходство, я спрашиваю:

— А ты в трамвае когда-нибудь ездил? А в троллейбусе? А в маршрутке с курящим папиросу водителем?

В мальчишеских глазах наравне с диким интересом высвечивается почет мне и уважение, и мы до бизнес-центра по заказу экстремала тарахтим на трамвае. Едва успеваем сбежать от контролеров, потому что ну, кто же платит за одну остановку, если нет кондуктора? Повизгивая и подскакивая, мчимся к зеркальному бизнес-центру, и там приводим в серьезность лица, стряхиваем от дождинок зонтик и радуемся, что не нужно поправлять макияж. Ну все, я к испытанию готова.

— А вы к кому? — останавливает безликий охранник в форме неопределенно-мрачного цвета.

— К себе, — опережает Егор. — Мой брат уже в конференц-зале?

Откуда только важность такая взялась, и где мальчишеская непосредственность, от которой я без ума? Я так и застываю у двери в холле, пока охранника пронзает осознание, кто перед ним, и он с улыбкой бешеного медведя приветствует нас с добрым утром и указывает на дверь в конце холла.

— Да знаю я, — отмахивается Егор и, взяв меня за руку, отводит чуть в сторонку. — Тэкс, позвоним твоим адвокатам, где они?

— Да, надо позвонить.

Мне как-то безопасней войти в ту дверь вместе с ними, потому что Егорка хоть и мой защитник и вообще, но пока маленький и если его оттолкнут…

В глазах темнеет, и я плюхаюсь на мраморный бордюрчик для искусственной пальмы.

— Жуть какая! — возмущаюсь, осматривая место приземления. — Кто держит в бизнес-центре огромные безжизненные цветы?!

— Но клумба-то пригодилась!

Неопределенно машу рукой: смысл спорить с очевидным? Пока Егорка выясняет, где наши адвокаты, прихожу в себя, взбодрившись посиделками на прохладном мраморе и брызгами фонтанчика под мертвой пальмой.

— Безвкусица, — качаю головой, а пальма и не спорит.

— Тэкс, — прерывает диалог Егор, — они уже здесь и ждут нас в конференц-зале. Пошли.

— Послать? И это говорит мне мальчик, делавший замечания, как говорить правильно: врать или лгать?

— Нашла время сводить счеты, — подхватывает и буквально тащит меня к двери, которую я видеть не хочу, не то, что открывать.

Мы притормаживаем, переглядываемся и…

Егор, как джентльмен, распахивает дверь, и я вхожу, пытаясь спрятать страх под безразличием. Я краем глаза отмечаю количество людей, делю на наших и чужих, сажусь в одно из кресел на колесиках, любезно отодвинутых Егором, и жду.

Егор садится рядом и мы, как по команде, откидываемся в креслах.

Защитник мой по правую сторону, по левую — два адвоката, с которыми на днях все обсудили и на всем сошлись; напротив — Яр, знакомый тип из бара, имеющий неподходящую ему Лариску; и лысый тип с бородкой и портфелем. Присматриваюсь — вот кажется мне или нет?

— И снова здравствуйте, — он чуть кивает.

— Так это, правда, вы сегодня утром расхаживали у меня по дому?

— Я, — вздыхает покаянно, — и знаю, что вас разбудил.

— Да это ничего, — отмахиваюсь, — просто если вы — адвокат Ярослава Владимировича, — стойко держусь даже мельком взглянуть на обсуждаемую персону, — и уже были у меня дома, а все нюансы, как я понимаю, улажены, зачем тогда нам встреча? Захватили бы с собой бумаги, я бы их подписала и вуаля.

— Боюсь, вуаля не получилось бы, — снова вздыхает адвокат, — мой клиент настаивал на личной встрече.

— А зачем?

Я все еще смотрю на адвоката и только, хотя напротив кое-кто демонстративно прочищает горло. Я из простых, мне можно не притворяться деликатной, и я упорно игнорирую намек.

— Мои адвокаты, — киваю на своих; они кивают в подтверждение слов, — уверяли, что никаких вопросов не осталось.

— И совершенно правы, — соглашается мужик с бородкой, — но мой клиент…

— Да, — наконец вступает в обсуждение и Яр, — настаивал на встрече я.

— Зачем?

— Хотел увидеть лично, как ты будешь подписывать. Так понятно?

— Неа, — и совершенно точно непонятно. — Хотел увидеть радость, когда буду подписывать документы про бабки или счастье — когда о разводе?

— Без разницы. Хотел увидеть тебя.

Двусмысленность в его словах или…

И я, решившись, позволяю и себе его увидеть. Красивый. Умиротворенно-спокойный. Опасный хищник. Молчит. Чего-то ждет. Молчат и остальные. Да дышат ли они без разрешения хозяина?

А я дышу.

Живу.

И полюблю другого.

Мне просто нужно чуточку прийти в себя.

Нужна свобода.

Я не могу так больше.

Отпусти.

И я молчу, но Яр читает по глазам. Я вижу. Знаю. Чувствую его, как прежде. Только… прежней нет меня. Осталась там, на заднем дворике. А здесь — другая.

Дай мне свободу.

Не могу остаться.

Правда.

Так больно, что и боли нет, и сердце в лоскутках.

И он молчит, и только в темной ночи глаз его — горит огонь. Надежды? Веры? Страха и отчаянья? А мне друг видится лицо бомжихи, что сегодня обрела свой шанс. И вправе ль я лишать его другого? Да — могу. Да — я хочу расплаты. Но вправе ли?

— Где подписать? — я разрываю наш контакт, и падаю, и падаю в водоворот от облегчения, что я решилась; и сомнений, что могла остаться.

Передо мной кладут бумаги, я не читаю, я бегу по строкам, как убегаю от себя и внутреннего страха, только… Стоп!

— Здесь не согласна, — подчеркиваю одну из строк, и три юриста не поглядывают недоуменно, а таращатся, когда читают этот пункт.

— Но… — это голос подает мужик с бородкой.

— Уверены? — а это удивлен мой адвокат.

— Да, — скрещиваю руки, отзеркаливая Яра, и смотрю в упор. Я падаю, мне больше не подняться и вниз: могу лететь без остановки…

Едва заметно тот кивает. Мужик с бородкой захаживается в нервном кашле, осушает несколько стаканов из кулера, и ртом хватает жадно воздух.