Это не любовь (СИ) - Шолохова Елена

25

Анварес явился минута в минуту, сухо со всеми поздоровался и тут же начал бомбить вопросами.

Выглядел он, конечно, на все сто и даже двести. И от этого казался ещё более неприступным. Хотя Юльке никогда не нравился такой вот официальный стиль одежды: костюмчики, рубашки, начищенные до блеска туфли. Но ему шло. Именно таким он смотрелся органично, хотя и слегка пижонисто.

Юльку он половину пары попросту игнорировал. Ей даже обидно стало. Зря, что ли, готовилась? А поднимать руки, как в школе, было здесь непринято.

Она уже успела заскучать, как он вдруг соизволил спросить:

– Как вы считаете, госпожа Аксёнова, каков основной смысл романа «Великий Гетсби»? И почему Фицджеральд назвал главного героя великим?

Юлька подглядела в тетрадь, нашла пометку «идея произведения…», быстро пробежалась глазами и выдала, как по писанному. Чётко, логично, с примерами.

А чёртов Анварес... он даже не дослушал её до конца, прервал на полуслове:

– Если я захочу почитать критические статьи, я их и почитаю. У вас, госпожа Аксёнова, я спросил ваше личное мнение, если оно, конечно, имеется.

Юлька растерялась. Он выждал недолгую паузу, затем спросил жёстко:

– Вы роман читали?

Она бездумно кивнула, хотя не читала. Только краткое содержание просмотрела на одном из сайтов.

– Неужто во время чтения у вас не возникло совершенно никаких мыслей? Своих мыслей?

– Возникло, – продолжала врать Юлька, чувствуя, как стремительно краснеет.

– И какие же? – продолжал допрос Анварес с каменным лицом.

– Я их уже озвучила, – решила она идти до конца. – Просто они совпали с мнением автора статьи.

– Вот как? – изогнул он бровь. – Так вы у нас, госпожа Аксёнова, настоящий критик и литературовед, выходит, если судить по изложенным вами выводам.

Проклятый Анварес приблизился и встал напротив неё, сложив руки на груди. Сердце её тут же забилось быстрее, и во рту пересохло. Юлька облизнула губы, стараясь изо всех сил скрыть нахлынувшее волнение.

– В таком случае побеседуем?

Юлька напряжённо молчала. Анварес пронзал её взглядом насквозь, словно рентгеновским лучом, и, очевидно, прекрасно понимал, что она врёт, что на самом деле ничего она не читала и тем не менее хотел выставить её на посмешище. Гад! Бездушный гад!

Он сыпал вопросами, причём намеренно спрашивал то, о чём в критических обзорах даже и не упоминалось.

Юлька молчала, сгорая от стыда. Нет, он не торжествовал в своей правоте. Хуже. Он смерил её таким взглядом, будто она совершенно никчёмна и ничтожна. А затем отвернулся и больше уж не смотрел в её сторону.

Оставшуюся часть семинара Юлька еле высидела – ни с того ни с сего вдруг захотелось разрыдаться, а это уж совсем ни в какие ворота.

На первом курсе, после её затяжного загула, ей и не такое довелось услышать от того же Волобуева, да и не только от него, но ничего, пережила, не морщась. А тут аж трясло мелкой, противной дрожью и щипало глаза.

Юлька сглотнула подступивший к горлу ком и вытянув руки поперёк столешницы, демонстративно уронила на них голову. Плевать. Если ещё что-нибудь скажет, она опять уйдёт.

Но Анварес как будто забыл о ней, не видел, не замечал. И это тоже ранило. Даже не понять, что сильнее – его невнимание или его оскорбления.

Но как бы Юлька ни злилась на Анвареса, за выходные тем не менее бегло прочла и «Великого Гетсби», и «Театр» Моэма, и «Опасный поворот» Пристли, беспечно забив на все остальные предметы. А всё потому что из головы никак не шёл его взгляд, причём не тот холодный и пренебрежительный, а другой, который она украдкой перехватила тогда, после лекции...

26

За целую неделю – с понедельника по четверг – Юлька видела Александра Дмитриевича, если не считать лекции, всего дважды, хотя постоянно ловила себя на том, что во время перемен высматривает его в толпе. А когда всё-таки встретила – один раз в холле, второй – на лестнице – демонстративно не поздоровалась. Он же её обидел.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ну а в пятницу шла в институт сильно заранее и вся на взводе.

В том, как её неодолимо тянуло увидеться с ним, был явно какой-то нездоровый оттенок. Вопреки всем своим убеждениям, она получала странное болезненное удовольствие. Не сказать, что это чистой воды мазохизм, но нечто схожее. Каждая ведь встреча с Анваресом заканчивалась плохо. Он унижал её, оскорблял, она злилась, страдала, даже всплакнула после прошлого семинара, а всё равно рвалась увидеть его. Разве это нормально?

И сейчас Юлька не ждала ничего хорошего и при этом торопилась, хотя времени до пары оставалось ещё много.

Правда, себе она говорила, что так спешит, потому что погода мерзкая – ветер, дождь, холод собачий. Вот она и неслась в припрыжку. И чуть не налетела на Рубцову. Та стояла с таким видом, будто впала в транс. Ещё и в промокшей блузке, тогда как Юльке и в утеплённой куртке было зябко.

Юлька отвела явно ничего не соображающую Рубцову в институт, дала ей свою толстовку погреться. Заодно полюбопытствовала, с чего вдруг та вздумала гулять под дождём. В принципе, ей было плевать – Рубцова ей никогда не нравилась, но не молчать же.

Та сначала помялась, а потом вдруг рассказала всё, как есть, даже не пытаясь выставить себя в лучшем свете. И такая бесхитростная откровенность Юльку неожиданно тронула. А ещё вспомнился Лёша, точнее, тот жуткий день, когда он её бросил.

27

На пару к Анваресу они чуть не опоздали. А лучше бы вообще не пошли.

Он взъелся на обеих, ну и высказался в своём духе. Только на этот раз Юлька молчком сносить оскорбления не стала – дерзила вовсю. Но он, гад такой, принижал её ещё больше, каждое слово выворачивал против неё же. В конце концов она не выдержала и покинула аудиторию, утянув за собой и невменяемую Рубцову.

После второй пары Юльку задержала в аудитории староста.

– На пару слов, – строго сказала Люба Золотарёва, придержав Юльку за рукав.

– Ну? – Юлька неосознанно дёрнула рукой, высвобождаясь – не любила, когда чужие её касались. – Живее можно? Я ещё в столовую хочу успеть.

– Аксёнова, слушай, ты давай уже завязывай на зарубежке выступать. Так-то мы туда не за тем ходим, чтобы твои взбрыки слушать. Ты учиться нам мешаешь.

– Это я выступаю? – искренне изумилась Юлька.

– Ну а кто из семинара в семинар демонстрирует Александру Дмитриевичу свой гонор?

– Вообще-то, это он меня оскорбляет. Я что, по-твоему, с этим мириться должна?

– Ой да подумаешь… Как он тебя оскорблял-то? Ты просто уже не знаешь, как ещё к нему прицепиться.

– Что?! Это я к нему цепляюсь? Да ты слепая, что ли?

– Как раз наоборот, – противно ухмыльнулась Люба. – И я, и остальные, мы все прекрасно видим, что ты прямо не знаешь, как ещё привлечь внимание Александра Дмитриевича. Сегодня он вообще не к тебе обращался, а к Алёне, но ты как всегда… Просто ты запала на него, а ему на тебя плевать, вот ты и бесишься…

– Что?! Да вы с ума посходили с этим Анваресом! – взвилась Юлька. – Я, чтоб ты знала, терпеть его не могу! Век бы его не видела. Мерзкий, злобный хлыщ. А ты – дура.

Юлька, не церемонясь, оттолкнула старосту, заслонявшую дверной проём, и выскочила в коридор.

Это же надо такое ляпнуть! Ненормальная! Откуда вообще такие выводы? Вот возьмёт она и вовсе не будет ходить на его пары. В груди тоскливо заныло. Снова защипало в глазах.

28

Юлька тяжело опустилась на корточки в конце коридора, притулившись за кадкой с монстерой. Откинув голову назад, упёрлась затылком в холодную стену.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Слова Золотарёвой неожиданно выбили у неё почву из-под ног. Лишили невидимой опоры, помогавшей ей вполне сносно, как казалось ей самой, держаться, ни намёком не выказывая эту болезненную тягу.

Юлька поморщилась и с тихим стоном выдохнула. На самом деле, это не Золотарёва ненормальная, это сама Юлька ненормальная. Совсем с ума сошла, раз допустила такое.