Ирина Степановская - Экзотические птицы

— Так он, как я понял, не собирается на ней жениться?

— Как будто это главное, милый мой. Да если бы ты тоже не хотел на мне жениться, но сказал: «Поедем со мной в Москву так», — я бы ведь поехала! Даже не раздумывая!

— Неужели бы поехала? — недоверчиво спросил Василий Николаевич. — А я-то, дурак, сразу жениться тебе предложил! Если б я знал!

— Что, теперь жалеешь? — насмешливо поинтересовалась Людмила Петровна. — Оказался в таком цветнике — и женат! Одна Наташка Нечаева чего стоила, а ты вот ее упустил!

— Опять ты про нее! — обнял жену Василий Николаевич. — Нет, не жалею, что женился на тебе. Жалею, что очень быстро проходит жизнь.

— Но ты обещаешь не вмешиваться в Танькины планы?

— У меня не лежит к ним душа! — грозно сдвинул брови отец.

— Потерпи, может, еще все само собой рассосется! Одумается, или тот мужчина ее оставит… Надо быть более гибким, не резать напрямую! Имей терпение! Это как в науке — результат приходит на подготовленную мыслью почву. И потом, она жила без нас с тобой в чужой стране два года! А ты хочешь опять взять ее под свою опеку. Да она уже в ней не нуждается!

Василий Николаевич вздохнул, вылез из-за стола, понес грязные тарелки в раковину. Конечно, в чем-то жена права — он должен изменить отношение к дочери. Но как непросто сознавать, что из маленькой, хорошенькой и такой родной девочки вырос человек, которого он, ее отец, практически совершенно не знает!

— На велосипедах в выходные поедем кататься? — спросил он жену, переводя разговор на другое.

— Поедем, если спину отпустит, — ответила она, решив, что муж согласился с ее доводами, и, улыбнувшись с благодарностью, принялась мыть посуду.

Филипп показал Татьяне квартиру, переоделся в обычный костюм, оставил деньги на расходы — на случай, если она кое-что по мелочи, он так и подчеркнул — «по мелочи», захочет изменить. Переставить ближе к окну столик на кухне или кресла в гостиной, например. Он велел купить ей постельное белье, продукты, оставил ключи и собрался ехать.

— Я что же, должна тут одна ночевать? — спросила Татьяна, недоумевая, что же она будет делать одна день и ночь в чужой квартире.

— Вернусь к десяти. Отметим новоселье, — сказал ей Филипп.

— Мне надо будет еще заехать в больницу, на мою бывшую работу, — предупредила его Татьяна. — Не обещаю, что сегодня сумею полностью забить холодильник.

— Поужинаем тогда где-нибудь, нет проблем. «Хорошо, когда в жизни нет проблем», — подумала Таня и закрыла за ним дверь на три замка и цепочку. Установленная в коридоре видеокамера давала дополнительное представление о том, кто подходил к двери снаружи.

— Буду подъезжать — позвоню, чтобы ты лишний раз не высовывалась в коридор, — предупредил ее Филипп.

— Хорошо. — У Тани не было желания не только высовываться в коридор, но даже и осматривать комнаты, которые она сразу определила как чужие. Какое-то время после его отъезда она как вкопанная еще стояла на том самом месте, где они расстались.

«Взялся за гуж — не говори, что не дюж!» — вспомнила она бабушкины слова и двинулась осматривать квартиру. Чтобы не было так тоскливо, она включила на кухне радио на полную мощность.

Квартира явно была обитаема до нее. Она представляла собой какую-то странную смесь собранных вместе старых и новых вещей. Старых — перешедших, по-видимому, к жильцам по наследству. Новых — приобретенных по необходимости кем-то в последнее время. Совсем не таким представляла себе Таня жилище современного человека, каким считала она Филиппа Ивановича. В квартире ремонт не делали лет пятнадцать. Рядом с новыми кожаными креслами в большой комнате стоял плоский сервант шестидесятых годов с какими-то старомодными хрустальными вазочками на полках. В кухне рядом с суперсовременным холодильником одной из самых дорогих фирм стоял используемый в качестве простого шкафчика старый «Саратов», а на нем красовались дремучий печной горшок и чугунная сковородка. Впечатление было такое, что старые хозяева оставили в квартире свои ненужные вещи, а новый хозяин по каким-то своим соображениям или просто от лени не удосужился выбросить все лишнее. И вообще сама квартира, кроме того, что удачно расположена в центре города, не отличалась ни уютом, ни удобством планировки, ни размерами. Обычная двушка, причем со смежными комнатами, разделенными дверями на рельсах, небольшой коридор, который загромождала рама от старого подросткового велосипеда, и кухня площадью семь квадратных метров с белорусской газовой плитой, шатким столиком у окна, двумя табуретками да шкафчиком «Саратовом», внутри которого, как обнаружила Таня, хранились три пыльные кастрюли.

В спальне стояли деревянная кровать и старый шифоньер со скрипучими рассохшимися дверцами, с пустыми полками внутри, старомодными галстуками на рейке у зеркала с обратной стороны двери и с вельветовой курткой хозяина на плечиках, которую он только что снял и повесил в шкаф. Зато секретер и трюмо были новые, итальянские, как смогла определить Татьяна, и на их гладкой янтарной поверхности валялась чья-то забытая щетка для волос и стояла пустая баночка из-под крема. Обои на стенах давно уже требовали замены, потолки были серыми от пыли. Окна, совершенно без штор, выходили в унылый московский двор, где вплотную друг к другу стояли машины, а в середине двора мокла под дождем давно не крашенная песочница. Парочка дворовых собак — черный кобель и его грязно-серая подружка, с деловым видом бегали по двору, обследуя металлические гаражи-ракушки и принюхиваясь к углам. Таня вспомнила, как однажды на какой-то узкой парижской улочке, где стеной вдоль проезжей части стояли припаркованные автомобили, они с Янушкой увидели вырвавшуюся на свободу маленькую собачку. Ей совершенно негде было побегать среди сплошного асфальта, и поэтому, увидев зеленый мохнатый коврик на пороге маленького магазина, собачка с деловым видом устремилась к нему и, окропив мимоходом попавшийся на дороге ящичек для мусора, с повизгиванием повалилась на спину и стала, явно наслаждаясь происходящим, валяться на нем, задрав кверху все четыре лапы.

«Интересно, как бы себя почувствовала та собачка в этом дворе? — подумала Таня. — Наверное, как я когда-то на Вандомской площади! — Она усмехнулась, отошла от окна и села в одно из кожаных кресел, единственное украшение гостиной. — Однако что бы значила эта квартира? Изнаночная сторона жизни магната? Попытка проверить меня на вшивость?» Таня задумалась. Дом родителей по сравнению с этой конурой, да и ее собственная маленькая квартирка, которую сейчас снимала пара молодоженов, показались ей оплотом чистоты и уюта.