Отблеск миражей в твоих глазах - De Ojos Verdes

себе и замирает, рассматривая такую печальную меня, подтянувшую ноги к груди и легшую щекой на колени.

Вздыхает с теплой улыбкой и начинает что-то быстро строчить в мессенджерах. Буквально через минуту откидывает телефон и… раздевается обратно.

Я округляю глаза и изумленно вскидываю голову.

— Да как тебя такую оставить… — посмеивается и приближается в одних брифах.

Я всё еще неверяще хлопаю ресницами.

Барс варварски приникает к моим губам. Боги, так жадно целует, что я натурально задыхаюсь от дефицита кислорода.

— Я пиздец как соскучился, Шипучка… Почти месяц на сухом пайке…

Это звучит так многообещающе взыскательно, что зажмуриваюсь под ливнем чувственных мурашек и откидываюсь на подушки, позволяя ему абсолютно всё…

***

Мы с одногруппницами стоим после пар в атриуме корпуса, когда я замечаю вдалеке Милу. Спустя секунду она тоже находит меня глазами и тут же энергично машет. Я поднимаю руку и перебираю пальцами в воздухе, со сдержанной улыбкой отвечая на приветствие.

Опять же, негатива к этой девочке я не испытываю, но и особой симпатии — тоже. А если быть честной, меня напрягает её присутствие, поскольку оно автоматически подразумевает присутствие матери или брата. За первые две недели учебы я уже несколько раз натыкалась на Адамовых по пути домой. Обходила стороной, пресекая любые попытки Марата приблизиться.

Ситуация довольно неадекватная, и пока я не нахожу для нее решений.

Вот и сейчас, вновь встретив Милу в институте, я загружаюсь и всю дорогу размышляю о жизненных перипетиях. Так глубоко задумываюсь, что не замечаю, как добираюсь в родной двор. Спохватившись, на ходу достаю ключи из сумки и сворачиваю к подъезду.

Но, не дойдя пары метров, круто торможу, замирая всем телом.

Ко мне в профиль опять у машины стоит Немиров…

Мозг реагирует на него каким-то рефлекторным параличом. Я не могу пошевелиться. Хоть и понимаю, что самым верным было бы молниеносно скрыться, пока мужчина меня не обнаружил.

Почему так происходит? Ведь пошел второй год, он один из самых интересных и сильных преподавателей, я заслушиваюсь его лекциями, однако в присутствии профессора внутри всё покрывается ледяной корочкой страха.

Глеб Александрович имеет навыки могущественного манипулятора, ему нравится играться с психикой студентов. Часть из них воспринимает «творческие» проявления препода как нечто забавное и не придает этому особого значения. А вот я… опасаюсь. Возможно, дело как раз в том, что в свое время я проглотила достаточно литературы, в которой фигурировали вот такие латентные психопаты. Я не могу не относиться в этому серьезно. Тем более… что Немиров теперь ведет у нас аж два предмета. Пересекаемся чаще, и во мне живут два равнозначных чувства — восторг и отторжение.

Однажды я попыталась поговорить о нем с девочками нашего потока, высказала предположения о его личности, но напоролась лишь на кокетливые смешки. Это сразу отбило охоту и дальше делиться своим мнением.

В эту секунду я продолжаю таращиться не дыша на мужской профиль и осознаю, что во всем дворе нет больше ни души. Пугает расклад.

Одновременно с этим ругаю себя на чем свет стоит. Ну что за дурацкая трусость?! А главное — по каким весомым причинам?!

Вот как это вдолбить в извилины? Как отменить автоматическое восприятие?..

Только я силюсь взять себя в руки и выдыхаю, как вдруг мужчина поворачивает голову и в упор смотрит на меня.

Пропускаю удар сердца…

…и резко опускаю глаза в недоумении.

Потому что это не профессор.

Незнакомец.

Я перепутала двух разных людей.

Сомнамбулически перебирая ногами, поднимаюсь в квартиру и сразу направляюсь в душ. Встаю под упругие струи в дезориентации, ища спасения от хаоса в сознании.

Где твои мысли — там твоя энергия.

Получается, это я сама себя так подставляю?

Теоретически я знаю, как работают все эти законы, а на практике — допускаю примитивнейшие ошибки. Тот самый сапожник без сапог.

Безумно расстраиваюсь и загоняюсь. Впервые во мне возникает потребность обрисовать ситуацию Барсу и попросить совета. Это риск. Но я действительно хочу ему рассказать.

Наш уровень доверия постепенно поднимается выше, и сейчас я смотрю на некоторые вещи с другого ракурса. Уверена, Таривердиев подскажет мне что-то по-мужски прагматичное.

Жду его вечером, сегодня мы снова одни, Марк опять приглашен на какую-то тусовку, организованную будущей родней, он часто не ночует у нас.

Барс почему-то опаздывает и не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. Не нахожу себе места. И в первом часу ночи, изведшись, проживаю дежавю, когда на пороге материализуется Таривердиев, которого на плече тащит Марк…

С той разницей, что в этот раз мой любимый муж не пьян, а кошмарно покалечен.

У меня язык отнимается при виде разукрашенного лица Барса, на лбу которого красуется хирургический пластырь для швов. Губы и нос распухшие и рассеченные. Щеки в ссадинах и мелких ранках.

Таривердиев фокусирует на мне мутный взгляд и эпично вздыхает. Его правый глаз дергается в попытке подмигнуть, но получается жутковато. Веки не смыкаются из-за отека и вибрируют, словно это тик.

Мои конечности ослабевают. Приваливаюсь к стене боком и транслирую немой вопрос.

— Лус, у него сотряс средней тяжести. Давай уложим, всё потом, ладно? Помоги.

Я прихожу в себя под твердый успокаивающий голос Марка и по щелчку активизируюсь. Кидаюсь к ним и тоже плечом подпираю внушительную тушу пострадавшего.

Барс цокает, бормочет что-то про то, какая я мелкая. А у меня сердце сжимается до крошечной горошины от переживаний о нем.

Вместе с его другом устраиваем Таривердиева в кровати, затем я осторожно снимаю с него одежду и укрываю одеялом. То ли он сразу вырубается, то ли не в силах раскрыть глаза, но поза мертвецкая. Выключаю свет и выхожу, присоединяясь к Марку в кухне.

Он нервно курит у окна.

Я на автомате варю кофе. Как робот.

А за ребрами — истерика бьется.

Парень садится за стол, я кладу перед ним чашку, сама устраиваюсь со второй напротив и решительно вскидываю на него пытливый взгляд:

— С Адамовым, да?..

Получаю короткий кивок.

Прежде чем задать следующий вопрос, колеблюсь немного.

— Если Барс в таком состоянии, что же с Маратом?..

Марк отводит глаза. Я цепенею.

— Он в реанимации.

Со сдавленным стоном роняю голову на вытянутые ладони.

Я просто в ужасе. Пульс взметается до критической отметки, взяв разгон за долю секунды.

Боже мой…

— Заяву они уже накатали, это ты тоже должна знать, — добивает информацией.

Не знаю что сказать. Паника душит горло. Даже сглотнуть не получается, мышцы не поддаются.

Молчим.

Варюсь в своих мучительно мрачных мыслях.

Когда