Ника Сафронова - Все мужчины её жизни

Ознакомительный фрагмент

Я стала в зеркальце за ней наблюдать.

Ладка зло так, размашисто подходит к идущей за нами машине. Распахивает дверцу водителя и начинает ему что-то выговаривать. Водитель дверцу свою закрывает, а Ладка опять ее – дерг! И давай несчастного драйвера ногой охаживать! Мама дорогая!..

– За что ты его так? – спросила я, когда агрессорша с удовлетворенным видом влезла в салон – одернула куртку, дунула на челку, – и мы тронулись.

– А че он мне в жопу въезжает? Раз въехал! Два въехал! Я ему говорю, а он мне: пошла, типа, коза, отсюда! – И добавила с особой ненавистью: – Сидит там такой пристегнутый!

Утешало в этой истории только одно. Возможно, на сегодня выплеска энергии Графовой хватит, и мне не придется краснеть за нее перед администрацией ЦДХ.

Оказалось, выставку устраивал довольно известный художник (даже я при всем своем равнодушии к живописи где-то слышала его имя). Он представлял здесь свои лучшие работы. А в качестве специальных гостей на выставку были приглашены десяток-другой его натурщиков и натурщиц. Так, чтобы если кто-то не насмотрелся на них по телевизору, мог запросто сделать это теперь. А заодно уж, при желании, сравнить сходство портретов с оригиналами.

Разумеется, к этим приглашенным не относились ни мы с Ладкой, ни сотни других таких же зевак, плотно облепивших служебный вход ЦДХ. По расчищенной от зевак дорожке то и дело проходили какие-то элегантно одетые люди, которых встречали бурными, продолжительными овациями. Угадать, кто есть кто, с нашего расстояния было практически невозможно. А пробиться поближе к металлическим заграждениям оказалось невозможно вдвойне. Я различала только представителей прессы, наскакивающих один на другого и тычущих в нос охранникам свои аккредитационные карты. Ладка же и вовсе утратила к мероприятию интерес, когда поняла, что приобщиться к прекрасному сегодня никак не получится.

– Ну, что, делаем ноги отсюда? – сказала она мне. И вдруг, зорко всмотревшись куда-то вдаль, как заорет: – Ах, ты, козлина вонючая!

Не успела я и глазом моргнуть, как она уже куда-то неслась.

– Ладка, ты куда? – растерянно крикнула я вдогонку.

Она не ответила. Перескочив через лужу, нагнала какого-то парня и рывком развернула его к себе. А потом как размахнется да как звезданет ему в глаз кулаком!

С парня слетела кепка, он схватился за глаз. А ненормальная Ладка уже лезла к нему целоваться. Он, офигев, постоял-постоял и понемногу тоже стал входить во вкус. Притянул ее к себе, весь извернулся как шланг, отклоняя Ладку назад.

Глядя на эту сцену, я решила, что пора тактично удалиться. Наверняка это тот самый хмырь, из-за которого Графова сначала жила в школе, а потом работала в таксопарке. Ну да не мне ее судить. Сама разберется, как с ним поступать. До Крымского моста, в общем-то, здесь рукой подать.

Только я было двинулась к выходу, как меня остановил Ладкин вопль:

– Стой, Чижова! Куда?

Она уже шагала в мою сторону, таща за собой своего молодого проходимца.

– Знакомься! Это Виталик. Тот самый.

– Я уже поняла.

– А это Ирина.

– Очень приятно, – ответил мне Ладкин избранник, имеющий неоспоримое сходство с Дмитрием Харатьяном, при условии что на того надели бы стриженный ежиком рыжий парик и вкатали бы в глаз.

– Слышь, Ирка! Виталик предлагает к нему сейчас забуриться! У него большая хата. Мелкую мою захватим. Посидим, водку попьем.

– Ни-ни-ни! – замахала я руками. – Это вы как-нибудь без меня организуйте! Я уже давно отошла от квартирных вариантов.

– Отказы не принимаются! – влез Харатьян-Рыжий (это я его по аналогии с Панкратовым-Черным окрестила). – Вы, Ирина, не пожалеете. Я живу сейчас у одного живописца. Он временно уехал в Швейцарские Альпы, вдохновения набираться. А я, как его агент и ближайшее доверенное лицо, остался присматривать за его жилищем. Уберегаю, так сказать, от расхищения. Квартира сама по себе как музей. Вам понравится. Едемте!

– Ну ладно, если вы гарантируете качество…

– Я гарантирую!

И мы поехали. По дороге завернули на Арбат, подхватить Ладкину сестру Ксению. Она устроила нам всем сюрприз – стояла не одна, держа за руку какое-то волосатое чучело с гитарой за спиной.

– Это Шурик! – представила она нам своего спутника. – У него еще есть другое имя – Кощей! Можете обращаться к нему тем именем, которое больше нравится.

С появлением Харатьяна меня пересадили назад, а теперь еще подсунули под бочок Кощея. Причем последний, категорически не пожелав расставаться с гитарой, впихнул ее себе между колен, в результате чего наши ноги терлись друг о дружку все время, пока мы ехали (благо что не слишком долго).

Квартира, куда привез нас Виталик, оказалась, действительно фантастической. Я никогда еще не видела столько простора в условиях города. Четыре громадные комнаты были уставлены сплошь антиквариатом. Мебель, сервизы, какие-то статуэтки, блюда с позолотой, подсвечники, картинные рамы… Абсолютно на всем лежал отпечаток глубокой старины.

Студия, в которой работал мастер, находилась во втором ярусе. Светлое, почти квадратное помещение, всю дальнюю стену которого занимало окно, как пояснил Виталик, выходящее на солнечную сторону.

Я подошла к мольберту. Приподняла белую ткань, которой он был накрыт. Увидела женские руки с букетиком незабудок. Хотела посмотреть портрет целиком, но Харатьян-Рыжий в ужасе отогнал меня от холста.

– Нет-нет, Ирина! Пожалуйста, не трогайте картину руками! Это любимое, пока еще незавершенное творение Артура Тиграновича! Он работает над ним уже больше трех лет, и мне бы очень не хотелось, чтобы с этим полотном что-нибудь случилось.

Ладка и Ксения только ахали – так им здесь нравилось. Их приводило в восторг буквально все, начиная от башен Кремля, видимых через стекла из любой точки комнаты, до палитры и какого-то крохотного скребочка, который я грешным делом приняла за чей-то отвалившийся ноготь. Оказалось, что это не просто скребок, а очень даже полезная в живописи вещица. Но просвещать, в чем ее прелесть, сестры-знатоки меня не стали.

Они по-прежнему носились по мастерской, хватали все без разбору, и восклицали:

– Ты посмотри, какой этюдник! А краски!.. А кисти!.. Витусик! Это же, наверное, колонок?

– Ну, разумеется, колонок. Другого не держим.

Виталик нервно дергал ногой, предчувствуя, что Артура Тиграновича по приезде ожидает великий погром.

Мне стало скучно здесь. Картинами я не увлекалась. То, как и чем они создаются, меня интересовало еще меньше. Поэтому я, улучив момент, стала набивать Оксанке sms-сообщение.

Наверняка она уже в гостинице. Или, может, еще гуляет по берегам Темзы? А вдруг она сейчас ужинает в обществе Алекса? И черт возьми, уже вовсю строит ему глазки!