Эффект бывшего парня - Карла Соренсен

Мой телефон снова зазвонил.

Мэтью Хокинс: Это свидание.

— Да пошел ты, Хокинс, — пробормотала я себе под нос. Если бы не было ребячеством ответить «НЕТ, ЭТО не так», я бы так и сделала. Просто чтобы сохранить последние остатки здравомыслия.

Следующие семь минут я провела, не зацикливаясь на том, что на мне надето (белые шорты и топ армейского зеленого цвета, который, допустим, делал мои зеленые глаза еще зеленее), достаточно ли на мне макияжа (тушь, немного румян и хорошая гигиеническая помада) или не помешало бы немного причесаться (слегка растрепанный пучок на макушке, который говорил о том, что я не хочу выглядеть так, будто слишком стараюсь, но на это у меня тоже ушло пятнадцать минут и десять заколок для волос).

Довольная тем, что, если кто-нибудь сфотографирует нас, я не буду выглядеть как бродяга, я перекинула сумку с фотоаппаратом через плечо и заперла за собой дверь квартиры. Лифт, кряхтя, медленно поднимался ко мне на четвертый этаж, и я молилась, чтобы в этот день он не застрял.

Я вышла из маленького вестибюля своего здания. День был прекрасный, поэтому достала из сумки солнцезащитные очки и надела их на лицо. Люди, которые думали, что в Сиэтле сплошные дожди и пасмурно, явно никогда здесь не бывали. Лето в этом городе было великолепным, ярким, жарким и полным развлечений.

Сегодня Мэтью собирался пройти ускоренный курс в Сиэтл-101.

Я пробежала по пешеходному переходу успев до красного цвета, и мельком увидела, что Мэтью ждет меня на углу. На нем была черная кепка, а глаза прикрывали зеркальные очки-авиаторы. Слабая маскировка, если он пытался сохранить инкогнито, но, полагаю, это была моя вина, поскольку я попросила его надеть футболку «Волков».

Его массивная фигура, облаченная в любую форму команды, была практически приглашением к узнаванию. Хотя это было неплохо. Я достаточно часто бывала на публике с игроками, чтобы знать, что большинство болельщиков относятся к ним с уважением и вежливостью. Тем не менее, я улыбнулась, увидев, как он опустил голову на грудь, когда двое парней в костюмах прошли мимо, возбужденно перешептываясь. Его руки были засунуты в карманы, а грудь расширялась при глубоком вдохе.

Эта грудь.

Где-то должно быть святилище, посвященное верхней части тела Мэтью Хокинса. Экспонат в музее с ярким освещением и плакатами, на которых обсуждается, почему изгиб этих плеч идеально соответствует рельефу мышц под футболкой, и изгибам бицепсов, которые выходят за пределы футболки.

Вздох вырвался у меня, прежде чем я успела его сдержать.

— Черт возьми, — прошептала. Я могла это сделать. Я была профессионалом своего дела.

Как раз в тот момент, когда я напомнила себе об этом, Мэтью поднял голову и увидел, что я приближаюсь.

Если думала, что в верхней части его тела должно быть святилище, то я отказывалась думать о том, что должно быть воздвигнуто в честь улыбки, которой он меня одарил.

— Худышка, — сказал он низким, глубоким голосом, и у меня в животе все перевернулось, как у маленькой предательницы-гимнастки. — Ты тоже сегодня изображаешь туристку?

— Хм? — Мой спокойный ответ сорвался с моих бесстыдных губ.

Серьезно, я как будто становилась другим человеком рядом с этим парнем. Это было так нелепо, и это нужно было прекратить.

Мэтью указал на камеру, и я со смехом дотронулась до нее. Мы отошли от улицы и людского потока, чтобы я могла расстегнуть молнию на футляре. Когда вытащила камеру, то увидела, как приподнялись его брови за стеклами очков.

— Серьезное оборудование, — прокомментировал он.

Я на мгновение прижала камеру к груди, по-девчачьи вздохнув.

— Это моя новая страсть, и сегодня мы собираемся найти ей достойное применение.

— Да?

Я кивнула, указывая на улицу.

— Да. Мэтью Хокинс видит Сиэтл. Если ты не против, я хочу снять кое-что для соцсетей. Подумала, что мы могли бы сходить в «Пайкс Маркет» и попросить бросить тебе в голову рыбу или что-нибудь в этом роде.

Его смех был громким и исходил из такой глубины его чудовищной груди, что я почувствовала его где-то у себя за ребрами, ответное эхо звука вызвало улыбку на моих губах.

— Ты босс, — тихо сказал он, когда мы пошли рядом.

Мы прошли первые пару кварталов, и между нами царила непринужденная тишина, пока город вокруг нас гудел.

Мэтью первым нарушил молчание.

— Я вчера погуглил тебя.

И тут я споткнулась.

Мэтью протянул свою большую и теплую, покрытую мозолями руку и схватил меня за локоть, легко поддерживая, пока я пыталась изобразить что-то вроде Тейлор Свифт, чтобы скрыть свое смущение. Стряхни это, ш-ш-ш-ш-стряхни это.

Как только взяла себя в руки, я слегка улыбнулась ему, и его рука соскользнула с моего локтя.

— Нашел что-нибудь интересное? — спросила я, пока мы ждали нужного сигнала светофора, чтобы перейти улицу.

Очки скрывали его глаза, а рот ничего не выдавал, но по легким морщинкам на его щеках я поняла, что он старается не улыбаться.

— Если я расскажу тебе обо всем, что нашел, о чем мы будем говорить?

Я рассмеялась.

— Вполне справедливо.

Он пихнул меня плечом, когда загорелся знак «Пешеходный переход».

— Ты часто фотографируешь свою рыбку.

И вот так просто я снова почувствовала себя неуклюжим шестнадцатилетним ребенком, наблюдающим за другими людьми из коридора, или из-за угла, или из-за входной двери.

Мне захотелось вернуть эту сталь на место, сантиметр за сантиметром, но я поборола это неприятное ощущение в животе.

Если бы это был кто угодно, только не он, мое лицо не горело бы от стыда, как будто меня застукали за какой-то глупостью. Моя жизнь — это моя работа. Я годами надрывалась, чтобы достичь того, чего достигла сейчас. Чтобы меня уважали на моем посту, я должна была завоевать доверие людей, с которыми работала, и игроков, с которыми общалась каждый божий день. Это было нелегко, особенно учитывая те жертвы, на которые я пошла лично — не ходить на свидания, как большинство женщин моего возраста, и не тратить выходные на бессмысленные встречи, потому что я организовывала общественные мероприятия и наблюдала за играми со стороны.

— Фрэнки — самая крутая рыба в округе, — беспечно ответила я. — К тому же, он добросовестный сосед по комнате. Никогда не мешает мне спать по ночам, не перебивает, когда я жалуюсь на то, как прошел день, не осуждает, когда я приканчиваю бутылку вина во вторник вечером. О скольких людях ты мог бы сказать то же самое? Я не могу вспомнить ни одного.

Мэтью улыбнулся, но было