Развод. Она не твоя - Маргарита Дюжева

Муж как-то вскользь упомянул об этом. Я тогда особого внимания не обратила, а сейчас к слову пришлось.

— Ой, — Оксана махнула рукой, — она сама себя не помнила, не то, что должностные инструкции. Хорошо, что ушла.

— А у Тихонова? — я продолжала изображать крайнюю степень осведомленности, — в слове «договор» семь ошибок.

Косточки перемывать коллегам любили все, поэтому Оксана с готовностью включилась в игру:

— Нам приходилось все за ней перепроверять. Это был кошмар. Как принесет стопку документов, так ни одной строчки без ошибок не найдешь…

— А у этого…как его, — я пощелкала пальцами, якобы пытаясь вспомнить, — у Спиридонова? Вроде толковая, но такая молодая…

— Кто молодая? Юлия Васильевна? Ей до пенсии пять лет осталась. Но да, толковая. И жуть какая суровая. Мы ее Надзирательницей зовем. Всех построит, всем указания раздаст.

— В смысле пять лет до пенсии? — мне не удалось сдержать удивление, — я как-то видела их. Там никак не женщина предпенсионного возраста. Молодая. Темненькая такая. С длинными волосами.

Меня аж затрясло, а Оксана, наоборот, просияла:

— Вы, наверное, про Анну!

Да-да, ё-моё, про нее! Про змею эту косоглазую.

— Может быть, я, если честно, не знаю ее имени. Только подумала: надо же какая молодая и уже на такой должности.

А уж как детей любит…чужих. Прямо куда деваться.

— Это не помощница, — рассмеялась Оксана, — это его племянница. Она у нас практику проходила зимой.

— А я-то подумала…— я натянуто улыбнулась, делая вид, что мне тоже весело, хотя на самом деле поводов для веселья становилось все меньше и меньше.

Вранье Абрамова ширилось, множилось и пугало до дрожи.

— Если честно, — Оксана понизила голос до шепота и подалась немного вперед, — результаты у нее были далеки от выдающихся. И если бы не дядя – ее бы и на порог не пустили. Нам вообще показалось, что она сюда не за практикой приходила, а для того, чтобы задницей покрутить, да мужика себе присмотреть.

— Ужасно, — я сокрушенно покачала головой, — просто ужасно.

— Что поделать? — вздохнула Оксана Алексеевна, — мир так устроен. Состоявшиеся мужчины при желании легко открывают двери перед молодыми красивыми девочками. А уж если девочка из богатой семью, то и вовсе все на блюдечке с золотой каемочкой получит.

После этих слов она развела руками, мол ничего тут не сделаешь, остается только смириться и принять как должное.

Я все понимала. Закон джунглей. Женская красота и мужское эго. Все так, но… Но, мать вашу!

Я не потерплю никаких блюдечек и золотых каемочек по отношению к моей дочери!

Я закипала с каждым мигом все сильнее, но снаружи была все также доброжелательна и мила. При этом мозг надсадно работал в поисках объяснений, но их не было, кроме того, что нашла раньше.

Племянница значит…

Практиканточка…

Ну-ну, Абрамов. Ну-ну…

Не повезло тебе, что я оказалась рядом с тем кафе. Ой, как не повезло.

Чтобы Семеновской помощнице не показалось, будто меня очень интересует Анна, я свернула неприятный разговор и переключилась на рецепты. Вот срочно потребовался три тысячи сто двадцать пятый способ сварить борщ.

Оксана женщиной была отзывчивой, готовить любила, поэтому тут же забыла о несправедливости этого мира и принялась объяснять, как правильно потушить свеклу, чтобы в дальнейшем суп сохранил насыщенный цвет.

Я кивала, «запоминала», а сама продолжала размышлять на тему возможной измены мужа. Все внутренности сжимались в комок, когда представляла, что он мог с кем-то…за моей спиной… потом приходил домой, улыбался, врал в глаза. Целовал дочь этими губами…

Так. Стоп. Стоп!

А то сейчас попросту взорвусь и не сумею до конца сыграть роль счастливой жены, пришедшей поздравлять мужа с юбилеем. У нас ресторан. У нас концерт. Мне еще весь вечер придется делать счастливое лицо и прятать свои подозрения.

Когда где-то в коридоре раздались голоса, я пожелала себе удачи и принялась еще активнее расспрашивать Оксану про пампушки к борщу. Просто образцовая хозяюшка! Все для мужа, все для семьи. Добрая, заботливая. Ни разу не подозрительная. И не мечтающая откусить голову тем, кто обманывает.

Просто душка!

Слышишь, Мария?! Ты – душка! Поэтому будь добра улыбайся и отыгрывай невменяемое счастье.

Голоса все ближе, ближе…

Вместе с Абрамовым в приемную зашел никто иной, как Спиридонов.

Он первый обратил на меня внимание и растекся в улыбке:

— Мария, какими судьбами?

Похож на довольного кота.

На довольного, зубастого, лживого кота!

Потому что за этой белозубой улыбкой, я почувствовала что-то чужеродное. Что-то настолько неприятное, что зашевелились волосы на затылке.

Однако справилась. Поднялась с диванчика, прошлась ладонью по бедру, разглаживая складку, и шагнула навстречу:

— Здравствуйте, Перт Васильевич.

— Прекрасно выглядите, Мария.

— Спасибо.

Если Спиридонов был самой любезностью, то муж отреагировал на мое появление хмурым взглядом и как-то странно покрасневшими щеками.

— Маш, ты что здесь делаешь? — спросил растеряно и без намека на радость, — что-то случилось? Что-то с Ариной?

— Нет, любимый, просто соскучилась, — я подалась вперед и поцеловала его в щеку.

И руку готова дать на отсечение, он вздрогнул! И не просто вздрогнул, а как будто едва сдержался, чтобы не отстраниться.

— Ну ладно тебе, я же на работе…

Дело в работе? Или в Спиридонове, который наблюдал за нами, как змей за воробьями.

— Не ворчи, Сём, — проворковала я, беря его под руку, — в такой день нельзя ворчать.

— В какой? — не понял он.

Даже через плотную ткань костюма чувствовалось, как напряглись его мышцы. Муж нервничал, а я с легким укором продолжала:

— Ну, как же? У нас сегодня юбилей свадьбы. Пятнадцать лет.

— Ох, поздравляю, — с нескрываемым умилением встряла Оксана, — это очень внушительный срок! Счастья вам огромного, любви, взаимоуважения. Вы просто восхитительная пара.

Она щебетала, я улыбалась, чувствуя, как под моей ладонью все сильнее каменеет рука Абрамова.

Что не так, любимый? Переживаешь из-за того, что подарочек дорогой жене забыл купить? Или по какой другой причине?

— Спасибо огромное, — я поблагодарила помощницу мужа и запустила руку в сумочку, — у меня сюрприз.

— Маш, не стоило, — сконфуженно бубнил Семен, переминаясь с ноги на ногу.

Его смятение было так очевидно, что только слепой дурак не заметил бы этого.

Я не была ни слепой, ни тупой. Больше не была.