Свет твоих глаз (СИ) - Соня Мишина

терпеть в доме чужого мужика совсем не хотелось. Вынужденное отлучение от некоторых благ цивилизации вдруг показало, насколько я на самом деле одинок. Если бы не Найджел — в пустой квартире впору было выть на луну.

Но теперь в моем доме появилась домработница. Вероника. Правда, мне никак не удавалось начать относиться к ней как к прислуге, отстраниться, установить дистанцию. Ника цепляла все мои чувства, занимала все мысли. Я гадал, почему она уехала так далеко от тех мест, где родилась и выросла. Ломал голову над ее слишком бурными реакциями на довольно обыденные вещи.

…и понимал, что мне это даже нравится.

Я впервые по-настоящему заинтересовался другим человеком и его жизнью. Ника чем дальше, тем больше превращалась для меня в загадку, которую хотелось разгадать. В сложный ребус, созданный самой жизнью. Казалось, сумей я прочитать этот ребус, и мне откроется какая-то важная истина.

… Девчонка появилась где-то через полчаса. Может, я и пропустил бы ее появление, но Найджел, лежавший у ног, вскочил, потрусил к девушке, начал выпрашивать порцию ласки.

— Ах ты, бандюга хвостатый! — Ника присела перед парнем, начала его наглаживать. — Что, уши тебе почесать? Ну давай, почешем уши. И пузо? И пузо почешем!

Я наблюдал, как валяется по полу, перекатывается с боку на бок мой пес, и улыбался. Вот чего ему не хватало! Я его всегда воспитывал, тренировал, хвалил — по делу, играл, бросая игрушку — тоже не просто так, а произнося необходимые команды. А вот просто так побаловать — как-то не приходило в голову. Неужели к своим тридцати двум я превратился в черствый сухарь?..

— Ну все, все, хватит, Найджел! Потом еще поиграем.

Ника встала, и лабрадор тут же пошел ко мне — показывать свою преданность: «не обращай внимания, хозяин! Я позволил погладить себя другому человеку, но люблю только тебя!»

Я принялся механически почесывать собачью голову, которая внаглую устроилась у меня на коленях. Наверное, следовало бы что-то сказать Веронике, дать понять, что я заметил ее появление и рад ее видеть. Но в голову ничего не приходило кроме идиотских вопросов вроде «как дела, как устроилась».

— Эд, какой гарнир предпочитаешь к отбивным? — Ника заговорила первой, избавляя нас обоих от неловкой паузы.

— Любой.

— И еще я сделаю салат из огурцов, помидоров и зелени.

— Хорошо.

— Чем его лучше заправить — маслом или сметаной?

Да что ж такое! Ну приготовь ты уже что-нибудь да поставь на стол, женщина! Еще немного — и я просто накромсаю себе пару бутербродов, а Нику с ее изысками отправлю… спать!

Вдох-выдох. Я спокоен. Я совершенно спокоен.

Девчонка дорожит полученной работой и хочет угодить. Постепенно она запомнит мои вкусовые пристрастия и не будет задавать столько вопросов, которые кажутся пустыми и навязчивыми.

— Лучше маслом. — Я сам удивился, как скрипуче и недовольно прозвучал мой голос. — Хватит разговоров о еде. Готовь так, как готовила бы для себя одной, и расскажи, откуда ты родом, из каких мест.

Домработница вымыла руки, загремела тазиками и разделочными досками. Я уж думал, она забыла о моем вопросе — но нет, она собралась с мыслями и заговорила. Рассказала о небольшом, чуть больше ста тысяч населения, городишке, в котором родилась и выросла. О родителях, дедушках и бабушках. О том, в какой школе училась и какой университет выбрала после.

Я аккуратно задавал наводящие вопросы, не позволяя Нике надолго замолчать, уйти в свои мысли, и потихоньку узнавал ее. Приближался, исподволь и незаметно, к теме ее бегства из родного городка, который, судя по рассказу, она любила.

Нет, у меня не было намерения в первый же вечер вытягивать из нее рассказ о бедах и проблемах, что заставили девчонку сорваться с места. Но в перспективе я бы предпочел знать, что у моей домработницы за душой и каких еще сюрпризов от нее ждать.

Ника гремела сковородкой. По гостиной расползался запах еды — свежей, домашней. Не знаю, как домработнице, а мне стало уютно и как-то хорошо на душе. Захотелось сделать девчонке что-то приятное, помочь ей еще больше расслабиться, наградить за хлопоты.

— Почти готово, — сообщила она.

— Очень кстати. Что-то у меня аппетит разыгрался, — я поднялся с дивана, пошел к бару. — Выпьешь немного вина на ужин?

— Если только полбокала, — согласилась Вероника. — За компанию с тобой.

— Мне медики запретили алкоголь, — я выбрал бутылку красного полусухого, взял из стенки один бокал, подошел к столу. — Поддержу компанию простой водой.

— Тогда и мне не надо, — Ника взяла в руки блюдо, повернулась, чтобы переставить его на обеденный стол и толкнула меня под локоть.

Бокал выпал из моих рук, упал на плитку и под испуганный возглас Вероники с громким треском и звоном разлетелся на осколки.

— Черт! — ругнулся я, думая, как отловить Найджела и не дать ему порезаться, пока домработница уберет осколки.

Вероника попятилась, вжалась в подоконник, ссутулилась и втянула голову в плечи.

— Это случайно… — еле слышно выдавила из себя ненужное оправдание. — Я не хотела… Я возмещу… Он же дорогой был, да?

Девчонка стояла в трех шагах от меня и чем дальше, тем больше тряслась. Сжимала перед собой заломленные руки. Бормотала бессвязные слова…

8. Вероника. Прогулка

— Ника… — мужской голос доносился как сквозь туман.

Уши заложило. Сердце ухало в висках, не давая ни на чем сосредоточиться. Тело сжалось в ожидании тычка. Муж не бил меня, нет. Но мог толкнуть так, что я летела и со всей дури ударялась о мебель, падала, набивая синяки и ссадины.

— Ника, мне нужна твоя помощь…

Что-о? Какая помощь? Это… это не муж! Он бы никогда не попросил помочь. Он мог только приказывать, рычать и швырять в меня, как в собаку, что-то тяжелое.

— П-помощь? — сознание начало проясняться.

Я вдруг сообразила, что стою в чужой кухне, прижимаясь попой к подоконнику, а напротив стоит Эдуард — босиком среди осколков битого стекла, которые наверняка не видит. И рядом топчется, пытаясь понюхать ножку бокала, его пес Найджел.

— Ника. Посуда бьется на счастье. Но ты должна мне помочь. — Голос Скворцова звучал тихо, успокаивающе. Без злости и даже без упрека.

— Д-да… да! Сейчас! — я представила, как Эд делает шаг и наступает вон на тот торчащий зазубриной кверху осколок, как из его рассеченной ступни начинает хлестать кровь. Это отрезвило окончательно. — Только не двигайся!

— Не двигаюсь. И Найджела держу. Ты, главное, сама осторожно. Щетка и совок под мойкой.

— Я найду! Сейчас…

К счастью, я была обута: привезла с собой простые резиновые шлепанцы, как