Больше, чем мы можем сказать - Бриджид Кеммерер

class="p">дрался.

Скорее всего, мне придется гадать еще какое-то время. Он сказал мне всего два

слова. «Привет», когда Кристин познакомила нас, и «Ок», когда я сказал ему, куда он

может положить свои вещи, которые он нес в белом пакете для мусора.

И это все. Он почистил зубы и забрался в кровать. Полностью одетым. В джинсах и

всем остальном.

Не мне судить. На мне футболка с длинными рукавами и треники.

После описания Джеффа я ожидал... чего-то другого. Агрессии. Гнева.

Неповиновения. Некоторой дерзости.

Мэтью тихий, но бдительный. Сейчас он наблюдает за мной, краем глаза, хотя его

взгляд устремлен в потолок. Напряжение накрыло комнату, словно слишком тяжелое

одеяло.

– Иди спать, – говорю я тихо. – Я не стану тебя доставать.

Он не отвечает. Не двигается. Он даже не моргает.

Мой телефон звенит. Деклан.

Дек: Как твой новый сосед по комнате?

Я написал ему ранее, чтобы дать знать, что происходит, но так и не ответил на его

первое сообщение о том, что случилось. Теперь оно висит над нашими последними

сообщениями, словно гигантский слон в комнате. На экране. Как угодно.

Я обращаюсь к насущной проблеме.

Рев: Тихий

Дек: Как его зовут?

Рев: Мэтью

Дек: Он поедет с нами завтра в школу?

Хороший вопрос. Я всегда езжу в школу с Декланом. Мне нужно спросить

Кристин.

– Мы заперты? – Голос Мэтью хриплый и низкий.

Я смотрю на него. Он, наконец, перестал таращиться на потолок.

Я не понимаю его вопроса.

– Заперты?

– В спальне. – Он бросает взгляд на закрытую дверь. – Мы заперты здесь на ночь?

У меня уходит секунда, чтобы переварить то, что он имеет в виду. Я опускаю

телефон.

– Нет.

– Мне можно выйти в туалет?

– Да.

Я стараюсь не показывать тоном, насколько это необычный вопрос, а только то, что

я отвечаю на него, без всякого суждения. Довольно сложная задача для такого короткого

слова.

Пока его нет, я снова возвращаюсь к своему телефону.

Рев: Он только что спросил меня, запирают ли мама с папой нас на ночь в

нашей спальне.

Дек: Отстой

В точку.

Я закусываю губу и изучаю нашу переписку. Может быть, я просто воображаю

расстояние между нами, но я ненавижу скрывать от него что-то. Уже достаточно тяжело

скрывать это от Джеффа и Кристин.

Но теперь, когда я скрыл этот огромный секрет, я не уверен, как с этим справиться.

Пока я раздумываю, я осознаю, что Мэтью уже долго нет. Я не слышал текущей

воды или спуска туалета.

Я опускаю телефон в карман и босиком крадусь из комнаты. Дверь ванной открыта, свет выключен. Дверь в спальню Джеффа и Кристин закрыта. Весь дом погружен в

темноту.

Тишина окутывает меня. Я направляюсь вниз по коридору, в кухню.

Вдруг я его замечаю, внизу лестницы, уставившегося на входную дверь – которая

заперта на двойной замок. Чтобы открыть ее изнутри, нужен ключ.

Я останавливаюсь наверху лестницы.

– Мы заперты в доме, – шепчу я.

Он оборачивается и прижимается спиной к двери. В его руке нож.

В моем мозгу дважды раздается щелчок.

Нож. В его руке.

Это нож для чистки овощей из кухонного гарнитура, но все же это нож.

Никогда еще ребенок в нашем доме не брался за оружие.

Это был самый длинный день в моей жизни. Я почти что говорю это вслух, но

затем смотрю на лицо Мэтью и осознаю, что его день был еще длиннее. Я получил

письмо. У него побитое лицо.

Я понятия не имею, что делать. Позвать Джеффа и Кристин? Отправят ли они его в

колонию? Сделаю ли я ему снисхождение или закончу это прямо сейчас?

Я задумываюсь над тем, в каком положении я его застал. Он схватил нож и

направлялся к передней двери. Он не пошел за мной. И ни за кем в этом доме.

В следующее мгновение он, вероятно, попробовал бы выскочить через заднюю

дверь – которая отодвигается в сторону и закрывается обычной защелкой – и исчез бы.

Я сажусь на верхней ступени.

– Я же сказал, что не собираюсь тебя доставать.

Слова должны его успокоить, но это также служит напоминанием мне. Я мог бы

сцепиться с ним. Гораздо сильнее, чем тот, кто разбил ему лицо.

Эта мысль связывает меня с моим отцом, и я стараюсь выкинуть ее из головы.

– Опусти нож и отправляйся назад спать, и мы сможем сделать вид, что этого не

произошло.

Мэтью таращится на меня и ничего не говорит. Его грудь быстро вздымается и

опускается.

Я не двигаюсь. Я могу быть терпеливым.

Очевидно, он тоже.

Проходят десять минут. Двадцать. Я прислоняюсь головой к стене. Его дыхание

замедлилось, но он все так же продолжает стискивать нож.

Тридцать минут. Он скользит вниз вдоль