Анна Макстед - Бегом на шпильках

Ознакомительный фрагмент

— Что правда, то правда, — соглашается Бабс. — Хорошо: скажем, почти самый лучший. Самым лучшим будет тот, когда я рожу нашего первенца.

Призвав на помощь все свое самообладание, умудряюсь не брякнуться в обморок.

— Ты… ты, часом, не беременна?

Бабс хихикает.

— Пока что нет. Мы еще упражняемся. Так, говоришь, свадьба тебе понравилась?

— Очень, — отвечаю я с жаром. — Все было замечательно. С удовольствием снова увиделась с Энди. На самом…

— Бр-р! Знаю-знаю! Я сама ужасно рада, что он вернулся! Он, кстати, тоже был рад тебя увидеть: сказал, что глазам своим не поверил, обнаружив, сколько ты сбросила…

Чертов наглец.

— Это он к чему? К тому, что до этого я была жирной свиньей? — Выдавливаю из себя смешок. — Ладно, Бабс, лучше угадай, что еще я хотела тебе сказать про свадьбу. Ты знаешь парня, который сидел за моим столом?

— Э-э, там было полторы сотни гостей. Напомни.

— Крис! Крис Помрой?

— А, Крис. Как же. Давний приятель Сая.

— Ну, так вот… — Делаю глубокий вдох и приступаю к рассказу о Крисе. Когда, спустя восемь минут, я умолкаю, наступает долгая пауза.

— Бабс? — говорю я. — Ты все еще там?

— О Нэт, — шепчет она. — А как же бедняга Сол? Он же на тебя молится.

Не знаю, что ответить. Наконец слово опять берет Бабс.

— Послушай, — говорит она. — Я сейчас все равно ничего не соображаю: голова как вата. Давай поговорим позже, когда я полностью проснусь. Я тебе сама позвоню. Пока.

Сижу за столом, хлопая челюстью, будто деревянная марионетка, а затем достаю из сумки бумажный клочок, демонстративно разглаживаю перед собой и набираю нацарапанный на нем номер. Кладу трубку как раз в тот момент, когда возвращается Мэтт.

— У тебя вид кошки, пробравшейся на маслодельню, — отмечает он. — Полагаю, «Телеграф» уже грызут удила?

— Нет, извини, — говорю я. — Они так и не позвонили. Я им сама позвоню через секунду. Но… у меня сегодня свидание. Вечером. С убийственным парнем!

— Я так понимаю, это не Сол. Ну-ка, давай, выкладывай.

Мэтт — в отличие от Бабс — горит желанием подтолкнуть меня на путь греха. У него снова хорошее настроение, так как наш директор по связям с общественностью, похоже, пришел в неописуемый восторг от его идеи с «Телеграф»: эксклюзивные снимки Джульетты в Вероне в их праздничном выпуске ко Дню святого Валентина. Хорошая реклама для нашей весенней премьеры «Ромео и Джульетты».

Мэтт продлевает мне обеденный перерыв, чтобы я смогла пробежаться по лавкам и преобразиться к вечеру. И когда я вваливаюсь обратно, замаскированная под «мешочницу», добровольно вызывается отсортировать розничные зерна от розничных плевел. Урожай получается небогатым. К примеру:

— Эти башмаки мы сдаем назад: у тебя в них ноги как пестик в ступе. О боже, а это еще что? В этот топ свободно влезут обе мои тетки. Юбка от Лоры Эшли? Тебе сколько лет, а, Наталия? Сорок пять?..

Я, собственно, не возражаю, но вообще-то Мэтт — самый безвкусно одевающийся гомик из всех, кого я знаю (вся его творческая энергия уходит на Падди). Он глубоко вздыхает и цепляет своего баловня на поводок от «Гуччи». Затем под конвоем ведет меня в «Уислз» и силой заставляет влезть в розовую блузочку «в облипку». Ощущаю себя крупным морским червяком и пытаюсь незаметно проволочь мимо него мешковатый кардиган, но таможня не дремлет. Подобно остальным моим друзьям, Мэтт просто тащится, когда тратит мои деньги, и за сорок пять минут ему удается склонить меня к покупке суживающейся книзу кремовой вельветовой юбки и пары высоких коричневых сапожек «под змеиную кожу». Очень похоже на примерку первого в жизни бюстгальтера, только на этот раз деньги плачу я. Его заключительное слово:

— Надеюсь, ты хоть догадаешься надеть трусики поприличнее.

Когда в 18:45 появляется Крис, я предстаю перед ним совершенно новой — правда, изрядно поиздержавшейся — женщиной. Готовой встать на уши.

Глава 4

Не могу смотреть телевизор в одиночку. Когда крутят «Бруксайд»,[8] кто-то обязательно должен находиться со мной в комнате, — иначе я начинаю думать, что жизнь не удалась. Безусловно, есть исключения. Например, «Баффи — истребительница вампиров» — еще туда-сюда. Но только не «Розуэлл» — чересчур удручающее зрелище. «Китайский городовой» — где-то на границе. А вот «Колесо фортуны»[9] вгоняет меня в такую депрессию, что хочется сбежать куда подальше и провести остаток дней где-нибудь в автоприцепе с биотуалетом. Наверное, я просто не умею быть одна. Хотя, — если уж говорить начистоту, — одинокой я себя почувствовала еще задолго до того, как Бабс съехала к будущему мужу. Она так увлеченно тренировала новую роспись, была так одержима дилеммой — что вплести подружкам невесты в прически: розочки или ленточки, — что «Радио-2»[10] стало моей единственной компанией. Нет, не хочу сказать, что я одинока, но…

— Эй, принцесса, — перебивает Крис. Мой монолог обрывается так резко, что слышен «клац» захлопнувшейся челюсти.

— Прости, — невнятно бормочу я, салютуя бокалом в его сторону. — Мне достаточно пробку понюхать — и меня тут же начинает нести. — Говоря эти слова, чувствую, как внутри все клокочет.

«Достаточно пробку понюхать!» Да стоит мне лишь слегка понервничать, — и я начинаю тарахтеть почище какой-нибудь бабульки из радиоспектаклей Би-би-си года эдак 1973-го. А Крис — он такой глубоко и мрачно сексуальный, что меня пробирает до самых печенок, и остатки разума испаряются на глазах. Я — типичный обыватель-консерватор, а он — весь такой крутой; и чем больше пытаешься под него подравняться, тем активнее из тебя начинают вылезать слова-паразиты вроде «разумеется» или «вне всякого сомнения». Похоже, я одержима демоном от бюрократии.

— Принцесса, — вновь повторяет Крис. Мы сидим в засаленном, холодном баре, и он поглаживает мне изнутри запястье. — Ты похожа на сосульку, панически боящуюся растаять.

Я бы сказала точнее: на сосульку, панически боящуюся столкнуться со своим бойфрендом. Украдкой бросаю взгляд на огромную оконную витрину из красного стекла, отделяющую нас от улицы.

— Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? — добавляет он, наклоняясь ближе. Отрицательно качаю головой. Стряхивая пепел на гранитный пол, Крис объявляет: — Городскую лису. Ты вся такая… настороженная. И дикая — в глубине души.

Понимаю, что это комплимент, но, поскольку городскую лису — эдакого отожравшегося до хриплой одышки рыжего мусорного фуражира — мне довелось видеть только раз в жизни, я лишь спустя некоторое время делаю вид, будто мне лестно. Склоняюсь к жалкому свечному огарку на нашем столике, прикуриваю сигарету и говорю: