Письма в пустоту (СИ) - Ино Саша

— Естественно. Ты ведь тоже самое просил у Пабло, так ведь?

— Да, — Рауль кивнул, его щеки полыхали румянцем, — Ты все верно понял. Он был лидером…

— Я лишь вспомнил, что ты называл себя нашей с Данте мамой, хе-хе, вот и догадался.

— Не смущай меня!

— Ты слишком взрослый, чтоб так легко робеть!

— Я чувствительный…

— Рауль, спасибо!

— За что? — удивился он.

— За то, что, борясь с горем, с тяжестью на сердце, ты все равно думаешь, обо мне и пытаешься утешить, подбодрить как-то. А ведь это я сейчас должен проявлять участие…

— Нас с Пабло уже не спасти и не вернуть. Поэтому я ограждаю любимого воспитанника от повторения моей участи. Таков мой священный долг!

— Скажи, а что за наказание изберет Лига?

— Какое?

— Альентесу… За позор…

— Бог с тобой, о нем никто почти не помнит, да и за что наказывать?! Сейчас все в оторопи и эмоциональном анабиозе. Сизиф при смерти и в монастыре царит легкая анархия вместе с паникой…

— Он не выкоробкается?

— Кто знает, — Рауль дернул плечами, — В его интересах умереть, не познав презрения. Если он выживет, начнется бардак. Я лично покину орден, если нас снова возглавит этот человек.

— Ого… — я аж присвистнул, непривычно было слышать столь громкие заявления от всегда кроткого наставника, — И каковы шансы? Шансы Сизифа?!

— Ничтожно малы… Сердце старика отказало.

— И нельзя заменить механикой?

— Весь организм изношен. Начни братья медики операцию сейчас, и Сизиф точно вытянет ноги, его тело не выдержит.

— Значит, остается ждать…

— Именно, либо ему станет лучше, и врачи ордена смогут провести операцию, либо он умрет.

— А что Дедал?

— Брат Петручио нервничает.

— И все?

— Откуда мне знать…

— Интересно, что он предпримет, если прейдет к власти?!

— Ужесточит все правила. Он точно не потерпит ничего подобного. Дедал в любом случае получает права председателя в трудный для ордена момент. Диего, наша вера иссякла. Причем давно. Джордж Гленорван лишь выступил в роли катализатора.

— Но…

Рауль не дал мне договорить.

— Когда у руля люди, не верующие всем сердцем в справедливость законов и правил братства, никакой веры и тем более победы и быть не может. Банально, но рыба гниет с головы.

— А Дедал верит?

— Кажется. Если кому и уготована участь спасти розенкрейцеров, так только ему.

— Я боюсь…

— Чего?

— Вся эта чехарда, может отразиться на Але… А я так хочу, чтобы его просто оставили в покое. Мечтаю спокойно жить рядом с ним.

— Диего…

— Ладно, проехали. Знаешь, я теперь разочаровался в ордене. Не подумай, не в тебе или моих товарищах, а в самой системе. Она была жестока к Альентесу, человеку, которого я люблю. Мне не близко то место, где так легко играли жизнью дорогого мне существа.

— Я понимаю, но только мы можем изменить ситуацию, помогая Дедалу, мы сможем вернуть орден в святое русло.

— Возможно… — я кивнул, хотя сам для себя я четко понял, что мне ничего кроме любви Аля и не нужно.

— Диего, люби Альентеса и прощай за все…

— Я никогда на него не обижался. Бывает больно лишь, когда он ругается и наговаривает на себя. Он самый чистый… Он мой рай…

Рауль обнял меня за плечи и по-отечески потряс.

— Не теряй его! — прошептал он, — Я, узнав вчера о смерти Пабло, чуть руки на себя не наложил. Не дай бог испытать одному из вас подобного чувства.

— Надеюсь, Данте повел себя не как эгоистичный придурок и поддержал тебя?

— Данте? Ах, нет, — Рауль смахнул кудряшки со лба, — Он играл в футбол с другими воспитанниками. Со мной рядом остался Фабрицио, он добр ко мне. Я вчера впал в беспамятство, кричал на Сизифа, но я не жалею… Если бы не Фабрицио, кто знает, как бы далеко я зашел.

— Он давно около тебя вьется, — заключил я.

— В смысле? — изумился Рауль, — Он добрый брат, хороший человек.

— Ты тоже ему нравишься…

Я подмигнул.

— Брось! — отмахнулся наставник.

— Ничего не брошу. Фабрицио так и хочет обратить на себя твое внимание. Каштановые волосы, бородка, голубые глаза, — он красив. Нет?

— Диего, и когда ты стал таким испорченным??!!!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ха-ха, — я искренне рассмеялся, хотя на душе царила грусть, — Рауль, ну не смущайся.

— Ты говоришь глупости. Фабрицио старше вас всего на год! Он не может ничего такого ко мне испытывать!!!

— Правда?! Рауль, а ведь он уже не ребенок.

— Брось!

— Ты ему нравишься, и он ухаживает…

— Прекрати, — мой наставник помрачнел.

— Весна пора любви. Нет желания начать все с чистого листа?

Я желал Раулю добра, мне тяжело было видеть его грустным.

— Диего, — неожиданно строго отозвался он, — Для меня существовал только один мужчина, Пабло. Я люблю его и мое чувство вечно. Даже, если он мертв, я верю, что его дух где-то рядом хранит и оберегает меня. Поэтому не говори глупости. Только представь, что Альентес исчезнет, разве тебе будет нужен кто-то еще!?

— Нет!!! — закричал я, подскакивая, — Извини! Я сказал не подумав. Прости…

— Все хорошо…

— Закинешь сумки в дом?

— А ты?

— Я должен найти Аля.

— Даже не поздороваешься с Данте, он так скучал…

— Сейчас главное состояние Альентеса. Неизвестно, что он задумал, после того, как его бросил Инасио.

— Ну да… Тогда иди скорее, найди его.

Я кивнул.

— Спасибо за понимание.

— Диего… Будь счастлив. Данте я передам привет.

Я с благодарностью улыбнулся мудрым глазам наставника и сорвался на бег в одном только желании отыскать своего любимого Аля и больше никогда не отпускать его из своих нежных рук.

КАК НОЧНОЙ ТАТЬ

Диего, прости…

Я должен извиниться за свое ужасное поведение, ведь я наставил на тебя острие Реновацио. Но иначе ты бы ничерта не понял. Я не могу не признать, что люблю тебя и хочу быть рядом, но в нашем мире нет места подобным чувствам. Мы оба несвободны, мы оба вынуждены выполнять строго отведенные нам роли, и эта кабала вечна, до самой смерти.

Да, когда-то мы могли находиться подле друг друга, но те времена прошли, унеслись с ветром юности. Сейчас сама судьба разделила нас и развела по разным дорогам. Они не пересекаются, можешь даже не пытаться пробить ко мне путь. Ты еще не осмыслил, но все предрешено.

Я люблю тебя… Правда. Я осознал прошлой ночью в поезде, насколько сильно мое чувство к тебе. Я люблю тебя! Мне было больно говорить тебе жестокие слова, но я не мог поступить иначе. Надо разорвать ошибочную связь между нами. Ты, Диего, я уже говорил, слишком для меня непорочен, за это я и проникся к тебе. Но я желал бы остаться в стороне, лишь наблюдая за твоим святейшим путем. Моя дорога во мраке.

Прости, Диего…

Твои слезы, пролитые в момент пика страсти, горят на моей груди ярче звезд на небе. Я оставлю их себе, как память. Но больше не плачь из-за меня, я не достоин.

После того, как мы с тобой разошлись, и я оставил тебя с Раулем, я затерялся в здании монастыря. Без цели и смысла я шатался по каменным и сырым проходам, не имея желания прийти куда-нибудь конкретно.

— Эй, Альентес! — меня окликнул брат Винченцио. Я как раз проходил мимо монастырской медиатеки, а он опять торчал на дежурстве.

Я кивнул собрату.

Винченцио нервно пригладил свои белые волосы, свисающие сосульками на лоб, и смущенно улыбнулся.

— Быстро ты приехал, — протянул он, немного шепелявя.

Странно Винченцио не намного меня младше, разница всего в три года, а выглядит как 17 летний послушник, даже манеры недоразвитого подростка.

— Чего хотел? — без особого интереса осведомился я.

— Ну… — он растянул лицо в улыбке, — Ого, ого… А что у тебя с глазом?

Я отвернул от него обезображенную половину лица.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не болит? — продолжал монах.

— Уже нет.

— Слушай! Ты, верно, слышал о вчерашнем собрании?

— Верно-слышал, — в одно слово повторил я.