Контроль особых посещений (СИ) - Моисеева Ольга Юрьевна

  - Нет, - признал я. - Но ведь я же не умер? Меня просто выбили в другой мир, но так получилось, что я туда не попал, а оставался в пустоте. Однако разве это значит, что Бога нет? Если Он мог создать наш мир, то мог и тот, другой, с ртутниками, и пустоту между мирами тоже мог сделать. Возможно, если бы я умер, то встретился бы с ним!

  - Умер? Ну, и что ж такого особенного происходит, когда умираешь?

  - Душа покидает мёртвое тело и воссоединяется с Богом.

  - Ну и чего ж тогда твоя-то не воссоединилась? Тело твоё умерло - ты сам мне рассказывал, что видел, как оно превратилось в чудовище, которое пристрелил смотритель.

  - Но откуда взялась Вселенная? - упрямо вопросил я, не сумев быстро придумать, что ответить на слова про мёртвое тело.

  - Из газа и пыли! - буркнул лесник и ушёл в дом, где сердито загремел ведрами.

  Я хотел было поинтересоваться, откуда газ и пыль, но потом подумал: да ладно, Бог с ними, какая, в самом деле, разница?.. Лесник - хороший человек, я полюбил его как отца - пусть ему и было всего тридцать три, а мне - восемнадцать, неважно. Настоящие-то родители никогда меня вниманием не жаловали, нянек нанимали, чтоб следили, а сами всегда меня сторонились, потом, вообще, в дурдом сдали... Вот они наверняка уже мертвы, а мне и не жалко совсем: я даже лиц их уже и не помню, но если вдруг, не дай Господи, умрёт лесник, то мне будет очень-очень плохо, как никогда в жизни, хуже, наверное, чем в пустоте было...

  Так вот я думал, пока лесник в доме ковырялся, а когда он вышел, просто взял у него из рук вёдра и молча пошёл за водой.

  К теме Бога мы потом если и возвращались, то долго не обсуждали, так вскользь только, однако одну иконку я в углу всё-таки повесил - бабушка одна из деревни подарила. Лесник не был против - вообще ничего про это не сказал. А я на ночь всегда молился и просил Бога дать здоровья и помиловать меня и лесника... Он к тому времени уже из мастера леса вырос в лесничего, а я так и остался помощником - не хотел ничего иного, и самостоятельность лесника мне была не нужна. Мы и так хорошо жили, природу любили, высокое государственное начальство лесничего очень ценило. Я тоже ценил и любил, а он всё пытался мою личную жизнь устроить - с девицами какими-то знакомил периодически, говорил, что жениться мне пора, свой дом завести, детей. Только не вышло у меня с этим ничего. Прожил с одной года два как гражданский муж, а потом она от меня ушла. Сказала, что я как-то очень страшно во сне дышу и тело у меня в это время 'словно плывёт по контуру' - я её сколько не просил объяснить, что это значит, всё равно не понял. Ещё сказала, что была у женского врача и у неё всё в порядке, а забеременеть не получается.

  - Ты хочешь, чтобы я поехал в город провериться? - спросил я.

  - Нет, я хочу сама уехать в город, - ответила она. - Насовсем.

  Вот так мы с ней и расстались... я, между прочим, переживал... и был благодарен лесничему, что он запретил мне говорить ей правду. Я-то ведь считал, что отношения возможны только при полной взаимной честности, а он заявил, что всё с точностью до наоборот: моя полная честность гарантирует абсолютную невозможность отношений. Ни одна нормальная девушка не захочет связать свою жизнь с психом, объяснил он, убедив меня придерживаться легенды. Теперь я оценил, насколько он был прав: ведь если из-за таких мелочей, как странное дыхание и контур тела она меня бросила, то можно себе представить, что было бы, расскажи я ей всё как есть...

  В общем, жили мы с ним с тех пор бобылями, что, впрочем, не мешало то мне, то ему баб иногда приводить, но всё это так было, на разок... серьёзных отношений не завязывалось.

  Жили - не тужили, пока, лет тринадцать-четырнадцать спустя, вдруг не пришло осознание, что лесничий внешне совсем никак не меняется, и с каждым годом это становится всё заметней и заметней. Я старился, а у него не появлялось ни одной новой морщины, и мы стали выглядеть на один возраст. С этим срочно надо было что-то делать, потому что среди подчинённых лесников и мастеров леса уже поползли нехорошие слухи да и начальство, в лице главного лесничего и директора лесхоза, тоже косилось с опаской.

  А попутно-то уже грянули и перестройка, и путч, и кризис, и в стране наступили такие тяжёлые времена! В экономике царила полная неразбериха, в политике я вообще не мог понять ничего, только чувствовал, что всё катится куда-то в тартарары. Снова менялись и страна и общественный строй! Уровень жизни людей упал жутко, многие голодали, деревня наша практически вымерла, поэтому никто особо не удивился, когда лесничий уволился и подался в город искать нормального заработка. А я захотел остаться. Мне нравился лес, я тут приспособился и ко всему привык, а города я боялся - там ведь всё по-другому! Кем я там буду? Что делать стану - у меня ни профессии нет, ни знаний нужных, ни места, где жить. Не могу же я сидеть на шее у бывшего лесничего, причём ещё в такое сложное время! А здесь хоть и мизерная зарплата, но имелась, пусть и задерживать стали порой, ну, так на то огород был - неплохое подспорье, яблони, а в лесу грибы-ягоды, рыбы можно было в речке наловить, в общем, с голоду не помер бы...

  Вот и сказал я 'дяде своему троюродному', что хочу в лесхозе остаться, потому что всё тут знаю и умею, а все не потраченные деньги из бандитского схрона упросил его взять с собой. Я-то ведь ничего в финансах не смыслил и что делать с ними, не представлял: покупать тут, в тайге, мне, при почти натуральном хозяйстве, особо нечего, и эти деньги у меня просто обесценились бы, пропали или их, вообще, мог кто-нибудь украсть. Бывший лесничий долго не соглашался, но потом, под напором моих объяснений, уступил, сказав, что берёт их на хранение и постарается сделать так, чтобы они не пропали, а преумножились.

  Мы договорились, что будем держать связь, созваниваться раз в месяц по номеру, который он мне сообщит, как только обустроится, но уже недели через две после его отъезда у меня начались неприятности, каких мы и предположить не могли.

  Сначала я думал, что простудился и потому кашляю, потею и вообще плохо себя чувствую, потом, когда ещё через неделю утром не смог встать с постели от резкой слабости, решил, что у меня грипп и надо недельку отлежаться. Дотелепался кое-как до пункта связи и сообщил начальству, что заболел. Как добирался обратно до дома, почти не помню: всё плыло и кружилось, едва дополз до кровати, упал и отключился.

  Очнулся уже только в городской больнице, куда меня отвезли, когда соседи обнаружили, что я лежу без сознания и, не сумев привести меня в чувство, вызвали 'скорую'. Была осень, но последние тройку дней, к счастью, хорошо подморозило, только благодаря этому медицинская машина смогла в нашу деревню проехать, ведь распутица до того стояла страшная! Ну, как вот после этого в Бога-то не верить? Ведь это он меня спас! Иначе загнулся бы я без врачебной помощи, как пить дать загнулся! А так, на капельницах и уколах продержался я до приезда моего лесничего.

  Врачи не понимали, что за хворь такая на меня вдруг напала: ни анализы, ни другие исследования не показывали ничего неправильного, к тому же обнаружилось, что любая новая цифровая аппаратура со мной не работает, благо она в нашем отсталом городишке в то время ещё не вытеснила всю старую, чисто аналоговую технику. А я, меж тем, день ото дня всё больше слабел, пока однажды просто перестал дышать, а сердце остановилось. Врачи тут же начали реанимацию, и сумели заново запустить мой мотор, но только потому, что в больницу в это время уже зашёл лесничий. Приехал он сразу, как только позвонил в лесничество с просьбой передать мне его номер телефона. Там ему и рассказали, что два дня назад 'скорая' отвезла меня в город.