Сердце на льду - Анна Эйч

class="p1">– Сена, думаю, твою сестру с мужем стоит оставить наедине, – настаивает он чуть громче.

– Я никуда не уйду, пока вы не скажете, почему вы даже притвориться счастливой парой не можете!

Картер тяжело вздыхает и пытается улыбнуться:

– Ксю, мы просто повздорили. Ты же знаешь свою сестру…

Но Элли вдруг вскидывает голову. Её глаза сверкают холодным блеском.

– Повздорили? – вопрос разрезает воздух, наполняя его болезненным напряжением. – Так расскажи ей, из-за чего я с тобой не разговариваю!

Картер замолкает. Его плечи опускаются, а взгляд становится виноватым. Он явно не хочет продолжать этот разговор.

– Элли… – тянет он медленно, словно надеется выиграть время.

– Скажи ей, Картер! Это её касается больше, чем меня! – Элли повышает тон и больше не пытается сдерживать эмоции.

Их настойчивое молчание только усиливает моё беспокойство.

– Ты знаешь? – вдруг спрашиваю я у Курта. Его лицо остаётся невозмутимым, но я замечаю лёгкое движение его челюсти. Это еле заметное напряжение выдаёт его с головой.

– Боже мой… Ты знаешь!

– Не совсем…

– Ребята, давайте успокоимся… – Картер пытается вмешаться, но его слова тонут в общем гуле голосов.

И тут Элли резко обрывает всех:

– Картер устроил судебный запрет на приближение Курта к тебе! – выпаливает она резко и отчётливо. Её слова звучат как удары хлыста. – Курт нарушил его, чтобы спасти тебе жизнь. После этого его сразу забрали в участок!

Я смотрю на Картера в полном оцепенении. Его лицо выражает смесь стыда и сожаления. Грудь сдавливает тяжёлый комок эмоций: гнев, боль и недоумение смешиваются воедино.

– Это правда? – мой голос дрожит от еле сдерживаемых слёз.

Картер опускает глаза, будто ищет спасение в полу. Его плечи слегка опадают, и в этот момент он кажется мне таким чужим. Тем не менее он пытается оправдаться:

– Ксю, прости меня, я просто… я переживал, – говорит он, его голос дрожит от напряжения. – Максвелл никогда не был тем парнем, с которым стоит заводить отношения. Я… я просто не верил в его искренность.

Слова Картера звучат как пощёчина. Я моргаю несколько раз, пытаясь осознать услышанное.

– Он же твой друг! – мой голос срывается. – Я не могу поверить своим ушам. Ты организовал запрет на друга?! Будто он какой-то опасный преследователь!

Адамс поднимает на меня взгляд, залитый самобичеванием. Он пытается что-то сказать, но я перебиваю:

– Как ты мог?

– Ксю, я виноват, просто тогда считал, что…

– Что можешь решать за меня? – я смотрю на него с таким разочарованием, что он отводит взгляд.

– Нет… – Картер тяжело вздыхает и потирает лицо руками. – Я уже достаточно страдаю. Не добивай.

Эти слова звучат жалко. Но мне не жаль его. Я слишком зла, чтобы сейчас испытывать сострадание.

– Пойдём, – обращаюсь я к Курту, который всё это время молчал. Его лицо остаётся спокойным, но в глазах читается напряжение. – Нам и правда больше нечего здесь делать.

– Ксю, пожалуйста! Не отворачивайся от меня! – Картер делает шаг вперёд, но я уже мчусь к выходу.

Его голос догоняет меня в коридоре, но я не останавливаюсь.

***

Первую половину пути мы едем в полной тишине. Я облокотилась на холодное стекло и смотрю на вечерний Торонто. Огни города мелькают перед глазами: витрины магазинов, вывески кафе и ресторанов, неоновые огоньки рекламных щитов. Всё это кажется мне далеким и чужим. Курт ведёт машину сосредоточенно, иногда переключая радиостанции. Музыка то и дело сменяется новостями или рекламой.

В какой-то момент он осторожно кладёт руку мне на колено.

– Сена, поговори со мной, – мягко, почти умоляюще зовёт он.

Я отлипаю от окна и поворачиваю к нему голову.

– Когда ты получил этот запрет?

Курт ненадолго замолкает, будто собирается с мыслями.

– Спустя пару недель после Олимпиады.

Я резко выпрямляюсь в кресле.

– А танцевальный баттл был в марте… То есть мы всё это время не виделись?!

– Не виделись… – Максвелл качает головой. – Я избегал встречи с тобой. Хотел сам всё решить тайно, чтобы тебе не пришлось узнавать о его поступке от полицейских при моем аресте.

Он замолкает на мгновение, а затем продолжает:

– Сена… Я понимаю, ты чувствуешь себя обманутой. Но это не так. Ты рано потеряла маму, никогда не знала отца… Картер и Элли – единственная модель семьи, которая у тебя есть. Я не хотел, чтобы из-за нашей связи у тебя испортились отношения с ними.

Его слова звучат так искренне, что мне становится больно. Больно за нас обоих.

– Картер придурок, – продолжает Курт с горькой усмешкой. – Но он очень любит тебя, как дочь или сестру. Он сделает всё, чтобы защитить вас с Элли. Даже если для этого ему придётся избить лучшего друга.

Я молчу, пытаясь переварить услышанное.

– И знаешь… Я его понимаю, – добавляет Курт неожиданно спокойно. Он сворачивает на парковку и останавливает машину. – Он всегда будет выбирать вас. И я сделаю то же самое.

Его слова эхом отзываются во мне. Я смотрю на него и чувствую что-то огромное и необъяснимое в своей груди. Любовь? Благодарность? Признание? Всё это смешивается воедино.

Я не могу понять: за какие заслуги мне достался этот мужчина?

Все мечтают об олимпийской медали, но я понимаю, что выиграла намного больше в этой жизни. Я выиграла любовь.

Глава 55. Потерянная победа

Курт.

Апрель в Монреале похож на подростка, который никак не определится, кем ему быть: то он хмурится тёмными облаками, обещая ледяной дождь, то вдруг распахивает объятия теплу и наполняет воздух запахом свежей выпечки и едва распустившихся листьев. Сегодня город решает улыбнуться нам, и я, бессовестно переложив дела по клинике на Оливера, устраиваю себе полноценный выходной с Зефиркой.

Мы гуляем по улице Сен-Дени, погружаясь в пёструю мозаику звуков и лиц. Монреаль – город контрастов и спонтанности, прямо как моя девушка. Кажется, амнезия позволила Сене увидеть этот город с другого ракурса. Если раньше здесь она только и делала, что выживала, доказывая своё место на льду и выгрызая оценки в университете, то сейчас Зефирка по-настоящему живёт, вбирая в себя всё прекрасное, что может дать ей это место: запахи, краски, неповторимые вкусы.

Она идёт чуть впереди меня, легко касаясь пальцами металлических перил террас ресторанов, словно играет на невидимом пианино. Я смотрю на неё и понимаю: у меня не было шанса не влюбиться в её улыбку, смех и бесконечную энергию. После моего бурного прошлого, полного беспорядочных удовольствий и борьбы с зависимостью, я привык всё контролировать: пациентов, здоровье, питание. Но теперь я не контролирую ничего, в особенности своё сердцебиение.

Повернув на улицу Рашель, нас