Поэма о Шанъян. Том 1–2 - Мэй Юйчжэ

сразу же заснула. Неторопливым, прогулочным шагом я дошла до ворот во внутренний двор и заметила, что во внешнем дворе было очень светло – солдаты и чиновники до сих пор были чем-то заняты.

Я незаметно подошла к одному из зданий и подала знак охраннику на входе, чтобы тот молчал и не выдал меня. Внутри перед картой стояло несколько генералов, среди них был и Сун Хуайэнь. Он переоделся в темно-синий парадный халат. В свете лампы он выглядел еще красивее. Его слова и жесты были четкими и строгими – истинный талантливый генерал.

«Когда Сяо Ци был помоложе, он, скорее всего, выглядел таким же воодушевленным и уверенным солдатом», – думалось мне. Я какое-то время молча стояла за дверью. Никто меня не замечал. Генералы обсуждали расположение войск для защиты города. Я вздохнула с облегчением, развернулась и уже собралась уйти, как вдруг кто-то позади меня удивленно воскликнул:

– Ванфэй!

Я оглянулась – Сун Хуайэнь поднял голову и пристально посмотрел на меня.

– Время уже позднее. Если у вас нет срочных дел, вам стоит вернуться в свои покои и отдохнуть.

Я вынужденно обернулась, окинув всех теплой улыбкой. Сун Хуайэнь улыбнулся в ответ, кивнул и всех отпустил.

Я медленно подошла к карте, он молча последовал за мной, держась на расстоянии нескольких шагов. Как и положено – с уважением и сдержанно.

– Как твоя рана?

Я улыбнулась, чуть опустив взгляд. Он тут же склонил голову и ответил:

– Ничего серьезного, обычное ранение. Благодарю ванфэй за заботу.

Я сразу заметила, что выражение его лица снова становится все более и более смущенным. Я не сдержалась от смеха.

– Хуайэнь, отчего каждый раз, когда ты разговариваешь со мной, ты будто вступаешь в бой с могучим врагом?

Он остолбенел – похоже, его очень смутили мой смех и мои слова. Я заметила, как начали краснеть его уши. Я просто не посмела смеяться дольше, чтобы совсем не свести его с ума. Развернувшись к карте, я слегка кашлянула и сказала со всей серьезностью:

– Согласно текущей обстановке, как думаешь, Цзяньнин-ван первым делом переправится через реку?

Сун Хуайэнь ответил не сразу – ему потребовалось время, чтобы снова взять себя в руки и принять благочестивый вид.

– Сейчас в Хуэйчжоу неспокойно, повсюду полыхают пожары войны. Цзяньнин-ван с давних пор слывет человеком мнительным и осторожным. Видя, в каком положении город, он не осмелится необдуманно переправляться через реку. Однако подчиненный обеспокоен – чем дольше мы будем тянуть, тем больше вызовем у него подозрений.

Я кивнула и сказала:

– Верно. Если армия действительно добралась до города, защищать его смысла уже нет. Чем дольше мы будем бездействовать, тем больше вызовем подозрений. Рано или поздно он узнает, что у нас происходит на самом деле.

– Ван-е получил сообщение. Если на его пути не возникнет трудностей, он прибудет через пять дней. – Сун Хуайэнь нахмурился. – Самое сложное придумать, как выстоять эти пять дней. Му Лянь, согласно плану, установил по всему городу флаги Юйчжан-вана. В гарнизоне усилили дым от костров, патрули ходят днями и ночами, создавая ложное впечатление, что в город уже вступила многочисленная армия… Однако подчиненный считает, что этого хватит, чтобы отвлечь внимание Цзяньнин-вана лишь на три дня.

Я молчала, будучи готовой к подобному исходу. Меня пугало, что солдатам снова придется обнажить мечи.

– Получается, через три дня может начаться очередная битва?

Я строго посмотрела на него. Сун Хуайэнь решительно кивнул.

– Мы должны задержать Цзяньнин-вана за пределами Хуэйчжоу и дождаться ван-е.

Я нахмурилась и продолжила рассуждение:

– В Хуэйчжоу мало солдат, а люди из гарнизона издавна привыкли бездельничать за императорские деньги, они от природы ленивы и не уделяют достаточного внимания тренировкам. Когда им придется сражаться, они… Если мы будем вынуждены принять бой, я лишь беспокоюсь, что два дня мы не продержимся.

– У нас нет другого выбора! – Сун Хуайэнь посмотрел на меня. Взгляд его был холоднее льда. – Подчиненный отдал приказ. Если мятежники ворвутся в город, я подожгу его! И тогда все – солдаты, старики, женщины и дети – все будут похоронены вместе с мятежниками!

Я в ужасе посмотрела на него, не в силах говорить. Не сводя с меня глаз, он медленно произнес:

– Мы разобьем котлы, мы потопим лодки [151], пути отступления не будет. Мы будем сражаться, не щадя собственной жизни!

Плечом к плечу

Ночной ветер в Хуэйчжоу был теплее и мягче, чем в Ниншо. Глубокой ночью пятого лунного месяца он пробирался под одежду, развевал волосы. Я стояла в среднем дворе и смотрела на небосклон.

– Когда все закончится, что станет с городом? – спросила я.

Сун Хуайэнь ответил не сразу.

– Цыши Пэнцзэ выдвинул свои войска, на юго-востоке уже полыхают пожары войны. Если дорога Шуйцзэ попадет под контроль врага, в Ланъе больше не будет мира. Старшая принцесса была в пути, когда узнала, что в Пэнцзэ началась военная смута. Она боится, что не доберется до Ланъи.

Я грустно вздохнула.

– Вероятно, матушка решила вернуться в столицу… Я знаю ее нрав – она бы именно так и поступила.

– Разве старшая принцесса не знает об опасностях в столице? – Сун Хуайэнь нахмурился, обеспокоенно глядя на меня.

– Именно потому, что в столице неспокойно, моя мать и хочет вернуться.

Я беспомощно улыбнулась – она была замужем за моим отцом уже несколько десятилетий. Даже если она и держала обиду на отца, в самый роковой момент их жизни она захочет быть рядом с ним. Старшая принцесса Цзиньминь была своенравна – никому не под силу остановить ее. Мятежный военачальник в Пэнцзэ – виновник нависшей над столицей угрозы, возможно, еще и виновник решения матери вернуться в столицу.

– Ванфэй, что вы хотите сказать? – тревожно спросил Сун Хуайэнь.

Я никому не хотела рассказывать о том, что происходило в моей семье. Слабо улыбнувшись, я ответила:

– Я уверена, что она хочет вернуться в столицу так же, как и я хочу остаться в Хуэйчжоу.

– Вы хотите остаться в Хуэйчжоу?! – Сун Хуайэнь вдруг повысил голос. Забыв обо всех правилах приличия, он сердито выпалил: – Абсолютно невозможно!

В темноте я видела, как он вскинул брови, как глаза его загорелись от тревоги и волнения. Сердце мое сжалось. В его взгляде не было и тени прежней учтивости и благоговейного трепета, не было в них и беспредельной милости и страсти. Он смотрел на меня не как слуга на хозяина. Он смотрел, как мужчина смотрит на женщину.

Он продолжил говорить заметно быстрее обычного:

– В Хуэйчжоу скоро