Трудно удержать - Кристи Бромберг

обвинения, Эсме предоставила в полицию запись с камеры видеонаблюдения, что установлена в их доме. Я месяцами умолял ее сделать это, но ее останавливали страх, стыд и общественное осуждение. Теперь же все изменилось. – Журналисты продолжают охать. – Небольшая видеозапись предполагаемой ссоры будет распространена по всем каналам в качестве доказательства того, что я сегодня говорю правду. – Рори бросает взгляд в сторону, и репортеры начинают перешептываться, когда на экране показывают Эсме в темных очках. По щекам ее текут слезы.

– Господи, она и правда пришла, – шепчет Чейз, озвучивая то, о чем я и сама думаю.

– Я не пытаюсь разыгрывать из себя святого. Я и сам виноват. Закрутил роман с Эсме. Позволил обвинить во всем Раша. Но теперь я с радостью возьму ответственность за свои действия. Не стану – просто не могу – стоять в стороне, когда вы, – указывает он на журналистов, – рвете Раша Маккензи на куски за то, чего он не совершал. За то, чего он никогда бы не сделал. – Он смотрит налево, на спортивного агента, с которым я знакома, прежде чем снова перевести взгляд на представителей прессы. – Больше я не буду делать никаких заявлений. Спасибо за уделенное мне время.

Журналисты обрушивают на Рори шквал вопросов. Я же, с разинутым ртом и широко раскрытыми глазами, смотрю на происходящее, пока Чейз шепчет что-то мне на ухо.

Раш наконец-то свободен.

Глава 58. Раш

Я в надвинутой на глаза шапке стою у выдачи багажа в аэропорту и, совершенно пораженный, смотрю на Рори, которого показывают по телевизору, висящему в верхнем углу.

В голове проносится миллион мыслей.

Что он творит?

Будет ли с ним все хорошо после признания?

Что теперь подумают обо мне?

Карусель для выдачи багажа крутится у меня за спиной, а телефон в кармане снова и снова издает тревожные сигналы, но я не могу оторвать глаз от экрана. От размытого изображения, которое продолжают транслировать телекомпании: Эсме пытается открыть входную дверь, а Сет одергивает ее и заносит кулак, готовясь к удару. Даже при блеклом изображении – возможно, созданном в знак уважения – всем видно, что Ханкинс намного сильнее жены. Я просто не могу в это поверить. В то, как он обходился с ней. Во мне кипит гнев не только из-за того, на что способно это животное, но и из-за того, что он пытался убедить всех вокруг, что это сделал я.

Новая мысль возникает в голове.

Все закончилось.

Все наконец-то закончилось.

Мне удается выйти из аэропорта незамеченным. В минуту, когда оказываюсь на парковке, я вдыхаю полной грудью, словно это первый глоток воздуха, который мне удалось сделать за последние четыре месяца. С тех пор, как я уехал отсюда.

У меня нет машины или того, кто меня заберет, но мне все равно. Все, что я хочу, – это лишь минута уединения. Все, что мне нужно, – это услышать голос Леннокс.

Судя по четырем пропущенным, она хочет того же.

Я набираю ее номер.

– Кажется, моя помощь тебе больше не нужна, – замечает Леннокс.

– Так ты не уговаривала его на это? Не подстроила…

– Нет, я так же шокирована, как и ты. У меня просто нет слов. Вот видишь? Не только я считаю, что ты стоишь того, чтобы за тебя бороться.

Ее слова остаются висеть на линии, пока я борюсь с эмоциями, что накопились за последние двадцать четыре часа.

– Леннокс… Спасибо. Господи, да ты…

– Не стоит меня благодарить. Я ничего не сделала.

– Ты заставила меня приехать в Лондон. И пыталась помочь. Никто никогда…

– Ты того стоишь.

– Спасибо. Правда. – Мы замолкаем. – В Штатах еще рано. Должно быть, ты совсем вымоталась. Постарайся поспать, – говорю я, хотя мог бы молчать с ней весь день.

– Ладно. Мы поговорим… позже.

– Да. Позже.

Когда я отключаюсь, мне требуется каждая частичка самообладания, чтобы тут же не перезвонить ей, не сказать то, что уже готово сорваться с языка.

Я тебя люблю.

Я обдумываю это, прежде чем набрать номер следующего человека, с которым мне следует поговорить.

Он отвечает после третьего гудка.

– Раш…

– Рори. Приятель. Тебе не нужно было этого делать. Ты…

– Нет, нужно было.

– Но как же…

– Я большой мальчик, Раш. Это мои ошибки, так что мне и, черт возьми, за них отвечать. Пришло время поступить правильно и стать тебе таким же другом, каким ты был для меня все эти годы.

– Я не… Черт, приятель.

– Я поговорил с мамой. Она расплакалась, сказала, что однажды хочет познакомиться с Эсме. Ну только не сейчас.

– Она тебя любит, Рори.

– Ага. Просто… Отец… Бог ты мой. Он в ярости. Я существовал в надежде получить его одобрение, но у меня так и не вышло. Хотя это не важно, если я не могу ужиться с мыслью, каким человеком я стал… А я не могу. Не могу просто стоять в стороне и смотреть, как из-за внушенного чувства преданности он позволяет тебе все разрушить. – На другом конце слышится какое-то шуршание. – Я проявил слабость, когда не возразил ему. Мне больше нечего сказать, кроме как попросить у тебя прощения. Особенно за то, что позволил этому зайти так далеко.

– Рори. Ты… – начинаю я, но запинаюсь, потому что его извинения больше похожи на прощание. – То есть… Ты же в порядке, да?

– Господи, конечно. Я все еще на лечении, но жизнь прекрасна.

– А клуб?

– Пусть переводят меня. Мне все равно, пока я могу играть. К тому же Эсме останется со мной в любом случае.

– Даже не знаю, что сказать. – Мысли в моей голове сменяются слишком быстро, чтобы я мог облечь их в слова. – Разве что – я счастлив за тебя.

– Спасибо еще раз, приятель. Ты святой, я тебя не заслуживаю.

* * *

– Я сворачиваю на свою улицу, Финн. Меня не было дома с июня, так что я хочу просто насладиться тишиной без твоей болтовни.

– Это можно понять. Готовься к тому, что клуб попросит тебя выступить перед журналистами. Теперь ты кажешься всем святым, так воспользуйся этим, чтобы избавиться от плохих…

– Мы проведем публичное подписание контракта, Финн. И на этом все. Никто не извлечет выгоды из моего личного решения. Так что никаких интервью. Никакого эксклюзива. В этом вопросе я непреклонен.

– Почему, мать твою, нет?

– Потому что я выступаю на поле. И только на нем.

– Ладно, – отзывается Финн, но я слышу, как крутятся шестеренки в его голове, ведь